Беспокойство

Нет! Не Янотка, Кальман… Инженер осматривал лес, топориком делал метины на стволах. Ну конечно же, для порубки. Настроение изменилось. Пижма отвернул башлык — кого теперь остерегаться. Он не подошел к Кальману, круто взял влево, чтобы проверить ловушку, которую смастерил сам в механическом цехе лесного завода. В поединке с Яноткой она была его последним козырем. О ловушке никто не знает, даже начальник отряда. Он установил ее ночью, по его мнению, в том месте, которое Янотка не может обойти, если попробует удрать за границу. Другие вероятные проходы Пижма перекрыл круглосуточными нарядами.

Лощина оказалась пустынной, как и прежде, с нехоженым настом, по которому, пробегая, вихрились снежные дымки. Тростиночка, обозначающая замаскированную ловушку, дрожала на ветру. Пижма смотрел на нее долго, а видел не тростинку — Янотку: громадный детина, одетый в меховушку, безуспешно пытается освободиться от тяжелого железного капкана. Тянет, но куда уйдешь с такой тяжелой колодой: два шага не сделаешь, от боли закричишь.

А вот лица Янотки так и не представил — ни разу не видел, каков он, этот Янотка. И рассказы лесорубов не дали четкого представления. Может быть, он вовсе не чех, а недобитый гитлеровец, мутит голову молодежи, запугивает. Пижме не хотелось, чтобы Янотка оказался чехом или словаком — пусть под этой кличкой скрывается кто-нибудь оттуда, из Западной Германии…

Лес обрывался в двадцати шагах, далее начинался пустырь, изрытый воронками и траншеями. Это уже чужая земля. И какая-то она неприветливая, даже смотреть не хочется.

Добрый Пижма, чудак ты из чудаков! Земля сама по себе везде одинаковая. Не-ет, Марушка, ты мне это не говори, с той земли пришла война, лагеря для заключенных, колючая проволока, а за ней люди — старики и дети… С запада и Янотка пришел в наши леса, страх принес… Вот Кальман… ничего не боится, один стучит топориком — тюк, тюк. Лес валит, доски гонит для Праги. Пилит и строит…

5

Марушка опять одна, ходит из комнаты в комнату, все прислушивается. Нет, не к ветру, гудящему за окном, — к шумной песне лесорубов. Приятно, когда слышится:

…лагеря большого

Граница проходит…

Как-никак, а на этой границе ее Пижма стоит, заставой командует, стережет сон и покой народа.

Прислушивается Марушка к тому, кто скоро-скоро новой жизнью наполнит их квартиру. Дочь или сын — все равно. Тогда, товарищ ротмистр, можешь гоняться за Яноткой днями и ночами, ей скучно не будет, заботушки хватит.

Она присела у окна — еще не вечер, но синевой уже тянет и лес темнеет. Скоро войдет пахнущий лесом Пижма, кликнет: «Марушка, ты дома?» Она, как всегда, не ответит, тихо, крадучись, сзади обхватит его голову и затем уже крикнет: «Я король Шумавы — Янотка!» А Пижма, ее здоровяк Пижма, протянет: «Ты король, а я солдат Шумавы! Именем закона!»

И поцелует ее, а уж потом, когда разденется, повесит шубу, скажет: «У Янотки свой почерк ходьбы!» Она ему в ответ: «Заливаешь, ротмистр!» Пижма вдруг надуется, раскипятится как самовар. А Марушке смешно, потому что знает: все это видимость — у Пижмы очень доброе сердце.

Скрипнула лестница. Марушка накинула на плечи платок и стала к простенку. Руки протянула…

— Кальман!

— Здравствуйте, Марушка!

И, как в прошлый раз, присел на краешек скамейки.

Что это он заладил? Марушке стало зябко, она подвинулась к печке. «Эх, Кальман, Кальман, все уже былью поросло. Да ничего и не было».

— Слышал я, что товарищ Жишка приезжает на заставу…

— Не знаю.

— Как же так, разве Пижма не говорил? Он дома? — Кальман даже и глаз не поднял, смотрел на свои ноги: он-то знал — Пижма в лесу, за Яноткой охотится.

— Хотел просить товарища Жишку: пора кончать с бандюгой. — И опять не поднял головы, лишь усмехнулся уголком рта. — План горит. Не каждый идет на рубку. Трактора простаивают.

— А вот Пижма говорит, что у Янотки нет большого пальца на правой ноге. Как у тебя, Кальман.

— Откуда он знает, что у меня нет большого пальца? — Поднялся, головой уперся почти в потолок. Ой, какие страшные у него глаза!

— Кальман, что с тобой?!

— Ты сказала? — Он подвинулся к Марушке вплотную.

— Он по следам определил… правый носок обуви не так сильно печатается на снегу. Он, наверное, придумал… все это.

— Погоди, кажется, Жишка подъехал. Сейчас вернусь.

Кальман сбежал по лестнице, потоптался на нехоженом месте. Боже мой!

Вернулся, попросил кофе.

— Нет, ошибся, не товарищ Жишка. Чья-то машина проехала.

Кальман курил: три затяжки и один глоток кофе. Марушка открыла форточку и, не отходя от окна, поискала знакомый серп луны.

…Лагеря большогоГраница проходит…

— Закрой форточку… Поют всякую чепуху…

Повернулась от окна:

— Кальман! Янек!

— Молчи!

Он поднял топорик еще выше.

— Янек!..

Кровь залила лицо. Упала Марушка позже, когда уже Кальман грохнул дверью и скрылся внизу с топориком за пазухой, уверенный, что она все равно упадет, умрет — удар был сильным.

6

«Пижма, ты уходишь?» — «Ухожу, Марушка». — «Опять один?» — «Один»…