Читаем Бесполезная классика. Почему художественная литература лучше учебников по управлению полностью

— Успех никогда не зависел и не будет зависеть ни от позиции, ни от вооружения, ни даже от числа; а уж меньше всего от позиции.

— А от чего же?

— От того чувства, которое есть во мне, в нем, — он указал на Тимохина, — в каждом солдате.

Вовлечению и мотивации посвящено немало трудов теоретиков HR. Мы же постараемся вычленить рецепты взращивания того самого чувства, состояния духа, которые нам не явно, но однозначно предлагает Лев Толстой в романе «Война и мир».

«Присутствие его сделало чрезвычайно много»

Помните, как во время Шёнграбенского сражения князь Багратион только старался делать вид, что все происходит согласно с его намерениями? Так что же, командование, руководство — это всего лишь видимость? И руководить может всякий, кто способен важно надувать щеки, имитируя полный контроль? Нет, все не так. Вот что пишет Толстой, продолжая описывать эту сцену:

Благодаря такту, который выказывал князь Багратион, князь Андрей замечал, что, несмотря на эту случайность событий и независимость их от воли начальника, присутствие его сделало чрезвычайно много. Начальники, с расстроенными лицами, подъезжавшие к князю Багратиону, становились спокойны, солдаты и офицеры весело приветствовали его и становились оживленнее в его присутствии и, видимо, щеголяли перед ним своею храбростию.

Обратный пример — Вейротер на совещании перед Аустерлицем, представлявший «своей оживленностью и торопливостью резкую противоположность с недовольным и сонным Кутузовым, неохотно игравшим роль председателя и руководителя военного совета. Вейротер, очевидно, чувствовал себя во главе движения, которое стало уже неудержимо ‹…› имел вид жалкий, измученный, растерянный и вместе с тем самонадеянный и гордый».


Руководитель, лидер определяет настрой своей команды. Именно он задает тон, под который подстраиваются все остальные. Банальности вечны и справедливы — рыба гниет с головы. Унылый, неуверенный в себе и в идее, которую он несет, руководитель не способен увлечь за собой, поднять дух своих подчиненных, будь это солдаты на поле боя или же клерки в офисе. И очевидно, что речь идет не о показной, натянутой бодрости, а о некой настоящей внутренней убежденности в правоте своего дела и уверенности в правильности своих действий.

Строгая нота

Кругозор подчиненных нужно расширять. И в первую очередь это необходимо делать перед сражением, запуском важного для компании проекта или же в начале изменений, когда важно участие каждого — в таких ситуациях просто необходимо обозначить сотрудникам горизонты, хотя бы в общих чертах объяснить стратегию и показать их роль в ее реализации. Основная масса сотрудников может быть пассивной, инертной и равнодушной, но в пиковые моменты люди хотят знать — зачем и почему они должны делать то, что должны. И эта информация должна быть созвучна той самой одной для всех строгой ноте, о которой пишет Толстой.

Солдат в движении так же окружен, ограничен и влеком своим полком, как моряк кораблем, на котором он находится. Как бы далеко он ни прошел, в какие бы странные, неведомые и опасные широты ни вступил он, вокруг него — как для моряка всегда и везде те же палубы, мачты, канаты своего корабля — всегда и везде те же товарищи, те же ряды, тот же фельдфебель Иван Митрич, та же ротная собака Жучка, то же начальство. Солдат редко желает знать те широты, в которых находится весь корабль его; но в день сражения, Бог знает, как и откуда, в нравственном мире войска слышится одна для всех строгая нота, которая звучит приближением чего-то решительного и торжественного и вызывает их на несвойственное им любопытство. Солдаты в дни сражений возбужденно стараются выйти из интересов своего полка, прислушиваются, приглядываются и жадно расспрашивают о том, что делается вокруг них.

В начале было слово

В первую очередь люди должны знать, за что они бьются. Обычно эти смыслы обозначаются полководцем в обращении к войскам перед началом сражения.

В таком обращении Наполеона перед Аустерлицем слышны уверенность, страсть, готовность разделить с солдатами трудности и опасность битвы в трудную минуту, а также такой глобальный посыл, как нация, ее честь и мир ее достойный. Не забывает император и о насущном — обещании возврата на зимние квартиры.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Михаил Кузмин
Михаил Кузмин

Михаил Алексеевич Кузмин (1872–1936) — поэт Серебряного века, прозаик, переводчик, композитор. До сих пор о его жизни и творчестве существует множество легенд, и самая главная из них — мнение о нем как приверженце «прекрасной ясности», проповеднике «привольной легкости бездумного житья», авторе фривольных стилизованных стихов и повестей. Но при внимательном прочтении эта легкость оборачивается глубоким трагизмом, мучительные переживания завершаются фарсом, низкий и даже «грязный» быт определяет судьбу — и понять, как это происходит, необыкновенно трудно. Как практически все русские интеллигенты, Кузмин приветствовал революцию, но в дальнейшем нежелание и неумение приспосабливаться привело его почти к полной изоляции в литературной жизни конца двадцатых и всех тридцатых годов XX века, но он не допускал даже мысли об эмиграции. О жизни, творчестве, трагической судьбе поэта рассказывают авторы, с научной скрупулезностью исследуя его творческое наследие, значительность которого бесспорна, и с большим человеческим тактом повествуя о частной жизни сложного, противоречивого человека.знак информационной продукции 16+

Джон Э. Малмстад , Николай Алексеевич Богомолов

Биографии и Мемуары / Литературоведение / Документальное
Дракула
Дракула

Настоящее издание является попыткой воссоздания сложного и противоречивого портрета валашского правителя Влада Басараба, овеянный мрачной славой образ которого был положен ирландским писателем Брэмом Стокером в основу его знаменитого «Дракулы» (1897). Именно этим соображением продиктован состав книги, включающий в себя, наряду с новым переводом романа, не вошедшую в канонический текст главу «Гость Дракулы», а также письменные свидетельства двух современников патологически жестокого валашского господаря: анонимного русского автора (предположительно влиятельного царского дипломата Ф. Курицына) и австрийского миннезингера М. Бехайма.Серьезный научный аппарат — статьи известных отечественных филологов, обстоятельные примечания и фрагменты фундаментального труда Р. Флореску и Р. Макнелли «В поисках Дракулы» — выгодно отличает этот оригинальный историко-литературный проект от сугубо коммерческих изданий. Редакция полагает, что российский читатель по достоинству оценит новый, выполненный доктором филологических наук Т. Красавченко перевод легендарного произведения, которое сам автор, близкий к кругу ордена Золотая Заря, отнюдь не считал классическим «романом ужасов» — скорее сложной системой оккультных символов, таящих сокровенный смысл истории о зловещем вампире.

Брэм Стокер , Владимир Львович Гопман , Михаил Павлович Одесский , Михаэль Бехайм , Фотина Морозова

Фантастика / Ужасы и мистика / Литературоведение