Она все еще стояла в дверном проеме, когда он отвернулся, перехватил чемоданчик правой рукой и спустился с крыльца. Чемоданчик был хорош и руку оттягивал весомо. Флауэрс получил его от Центра на условиях долгосрочного кредита. На его черном боку стоял золотой оттиск: БЕНДЖ. ФЛАУЭРС. А со временем к этой надписи добавятся еще две буквы: Д.М.[12]
Всего лишь пара месяцев, и он их получит; выкупит свой чемоданчик, внесет авансовый платеж за библиотеку, сдаст государственный экзамен. Получит государственную лицензию, позволяющую лечить людей. Он станет доктором.
И впервые за все время, что он себя помнил, эта перспектива его не взволновала.
Практически под передним колесом «Скорой» лежал какой-то мужчина. На разбитом асфальте рядом с ним валялся лом. Флауэрс перевернул пострадавшего. Его глаза были закрыты, но дышал он ровно. Наверное, подошел к машине слишком близко, и его оглушили сверхзвуковые динамики.
Об этом тоже следовало бы сообщить в полицию, но Флауэрс слишком вымотался, чтобы выдержать еще один раунд препирательств со стражами порядка.
Он оттащил тело с дороги и открыл дверь «Скорой». Краем глаза он уловил смазанное движение за спиной.
– Доктор! – раздался крик Лии. В ее голосе, донесшемся словно издалека, явно звучал испуг.
Флауэрс попытался обернуться, но было слишком поздно. Ночь взорвалась перед его глазами и накрыла его темным плащом беспамятства.
Открыв глаза, он оказался окружен темнотой, и тут же в голове мелькнула мысль:
Голова раскалывалась. На затылке, в том месте, куда пришелся удар, обнаружилась шишка размером с куриное яйцо. Волосы слиплись от засохшей крови. Когда его пальцы коснулись раны, он сморщился, но тут же убедился, что там все не так уж плохо. Судя по всему, сотрясения у него тоже не было.
И он не чувствовал, что ослеп. Скорее всего тут просто не было света.
В голове мелькали обрывочные, неясные воспоминания – как будто события далекого детства – о дикой гонке по городским улицам; о тяжелой двери, с лязгом откинувшейся вверх; о каком-то месте, похожем на пещеру, гулком и затхлом; о том, что его несли – на чем? на носилках из «Скорой»? – вверх по короткой лестнице, через какой-то неудобный участок, снова вверх по лестнице, а затем по темным коридорам и, наконец, положили на пол.
Кто-то сказал что-то вроде:
– Он приходит в себя. Стукнуть его снова?
– Как хочешь. Можешь и вырубить, растолкаем, как понадобится. Никуда не денется.
Бах! И вновь темнота.
Он очнулся на бетонном полу, твердом и холодном. С трудом поднялся на ноги, дрожа и чувствуя, что теперь болит все тело, а не только голова. Осторожно сделал шаг вперед, затем еще шаг, вытянув перед собой руку с растопыренными пальцами, а второй прикрывая лицо.
На пятом шаге пальцы коснулись вертикальной поверхности. Снова бетон. Стена.
Он развернулся и двинулся вдоль стены до угла, а оттуда – вдоль второй стены, более короткой и с дверью. Дверь была прочная, металлическая; он нащупал и ручку, но она не поворачивалась. Другие стены оказались сплошными. Когда он закончил обход, в голове возникла картина комнаты без окон, длиной пятнадцать футов, шириной – девять.
Он присел отдохнуть.
Кто-то подловил его, вырубил, притащил в эту бетонную коробку и запер в ней.
И это мог быть только один человек. Тот, которого он вытащил из-под колеса «Скорой». Он подкрался к машине так осторожно, что детекторы его не засекли. Когда Флауэрс вернулся, детекторы отключились и нападавший смог нанести удар. Наверное, от удара ломом остаются именно такие раны.
Если нападавший оказался бандитом, если ему нужны были лекарства или оборудование, с какой стати ему тащить с собой врача?
Флауэрс проверил свои карманы – тщетная надежда. И в пальто, и в куртке под ним было пусто. Оружие у него забрали.
Он решил спрятаться за дверью. Когда она откроется – а судя по тому, что дверные петли были с этой стороны, открывалась она внутрь – за ней его не заметят. Ведь у него есть еще и кулаки. И немаленький рост, и, возможно, такая же сила. У него будет неплохой шанс застать похитителей врасплох.
Он ждал прихода похитителей, сидя в глухой темноте и вспоминая сон, который ему только что снился. В том сне он снова был маленьким мальчиком и слушал отца, который всегда разговаривал с ним на равных, как со взрослым. Это всегда смущало Флауэрса, даже когда он был совсем мал.
– Бен, – говорил его отец, – на свете может быть много более важных вещей, чем медицина, но все они непостоянны.
Тут он положил руку на плечо сына. Рука была тяжелой, и Бену хотелось скинуть ее, но он не осмеливался.