Бессмертный мятежник

И со здоровьем у Лю Дэаня стали твориться непорядки. То горячка подступала к нему, то желчь черная разливалась по сердцу, впадал он временами в тоску и начинал телом сохнуть. Хоть сам Лю и был доктором, но не мог он правильно определить свою болезнь и подобрать себе необходимое снадобье. И так жил он в печали и выглядеть стал испуганно, как воробей, на которого напал коршун.

И в любовных делах начались у него неудачи. Хотя любил он свою Цзянь не меньше прежнего, обнаружил Лю, что копье его уже не поднимается призывно в преддверии сражения. Иссякли грозовые облака, не орошал более дождик высохшие поляны. Что только не делала Цзянь-Пятнышко! И притирания доставала пряные, и прозрачный рог носорога сыпала в питье Дэаня. Но нефритовый пестик спал в своем ложе, не желая пробуждаться. Жалко было девушке Дэаня, но сам он, похоже, не больно жалел об этом, и смотрел на Цзянь все холоднее. Все реже становились их встречи.

Кроме того, богатство молодого доктора, оставшееся ему от отца и приумноженное им самим, начало утекать от него, как рис через дырявое решето. Все реже вызывали его к больным. Весь уезд судачил – как же может доктор лечить больных, если себя привести во здравие не может? Не иначе, лежит на нем печать злой судьбы. И старый толстый лекарь Чжоу Фань, шарлатан и неуч, довольно потирал руки, видя, как люди выбирают его, только бы не идти к молодому Лю.

А уж коли беда пожаловала в дом – жди всех демонов себе в гости. Сменился в уезде правитель, и не поладили они с доктором Лю. Уж всем был ладен господин Лю, да, видно, слишком хорош для Хуа Гун-сю, нового правителя. Тот-то всем известен был как развратник, мздоимец и самодур, каких свет не видывал. У такого лиходея молодой Дэань со своей добродетелью был как бельмо в глазу. Недаром сказано про таких правителей:

Велишь копать пруды и водоемы,Возводишь внукам пышные хоромы,Где только можешь, ты скупаешь земли,

Своим корыстным устремленьям внемля.Все блага у тебя давно в избытке,А вот соседа оберешь до нитки.

На гибель обрекая непокорных,Талантов людям тоже не прощаешь;Зато льстецов ничтожных приближаешьДа поощряешь подхалимов вздорных. [43]

Измучил местный правитель Лю Дэаня своими придирками, не давал он ему покоя ни днем, ни ночью.

Так и жил Лю Дэань, все хуже и хуже. А хуже-то, казалось, и некуда. Растерял он все свое богатство, и любовь потерял, и друзья от него отвернулись. Растолстел он, все чаще замутнял свой разум дешевым рисовым вином, выпивая его порою чуть ли не по чайнику[44]. И люди уже не говорили про него: «Вон идет наш молодой доктор с золотым сердцем.» Что ж, как говорится: «Век учись – дураком помрешь! С вином связался – ум потерял!»

И во всем винил он врагов своих – старого лекаря Чжоу Фаня и молодого правителя Хуа Гун-сю. Да только не зря сказано – ищи врага своего в самом себе, и спасителя своего в самом себе.

Раз добирался Лю к себе домой. Было уже довольно поздно, вторая ночная стража только сменилась. Лю шел из портового кабачка, где пропьянствовал полдня, за бесценок продав хозяину, косоглазому Чжу Второму, один из отцовских трактатов. Он шел через лесок, что тянется вдоль реки, и изрядно заплутал в темноте. Вдруг догоняет его троица оборванцев, вида весьма мерзкого, в потрепанных халатах и даже без головных повязок. И требуют у Лю, чтобы отдал он им все свои деньги, иначе побьют его насмерть. Лю пошарил в своем мешочке, но там завалялись только два жалких фыня. Сел Лю на землю и горько заплакал. "Убейте меня, – говорит. – Наверное, я того заслужил, раз так не любит меня Небо. Было у меня все – все я и потерял, если даже ворам не могу дать больше двух медяков." Головорезы решили, что он издевается над ними, и начали бить его палками, да так, что дух его едва не покинул его тело. На счастье, мимо проходил странствующий монах-даос, он и заступился за бедного Лю. "А ну-ка, – вскричал он, – нечестивцы, перестаньте лупцевать этого человека, ведь он ничем перед вами не виноват!" "Ах ты дурень, – засмеялись бродяги. – Колпак на тебе рваный да овчина вонючая, сам только горной росой питаешься, а туда же – нам поперек дороги становиться! Иди себе да помалкивай!" На что монах ответствовал: "Небесное Дао не борется, но умеет побеждать. Слабый одолевает сильного, мягкое преодолеет твердое. Четыре ляна одолевают тысячу цзиней – в этом и состоит подлинное кулачное искусство, жалкие неучи!" Разбойники пытались напасть на него, да только он шутя вырвал у них из рук палки и надавал всем троим таких тумаков, что едва они унесли ноги.