Сама она заказала бокал горячего грога с корицей, и с мускатом, и еще с какими-то там пахучими пряностями. От ее чашки шел ароматный пар, и Лека наконец-то почувствовала, что согревается. Вот только в самой серединке чашки подло плавал большой кружок, вырезанный из яблока. Он мешал отхлебывать, ложечки почему-то не дали, а вставать и идти за ложкой Леке было лень.
Помаявшись минут пять, Лека бесцеремонно выудила яблоко пальцами и кинула его в пепельницу. Бородатый парень за соседним столиком при этом хихикнул, подмигнул ей и показал большой палец. Лека отвернулась от приставалы. Он выглядел довольно неопрятно и имел весьма внушительный живот. А толстых Лека не любила.
Их было пятеро за соседним столом – двое парней и три девчонки. Беглого взгляда на эту компанию было достаточно, чтобы определить их как байкеров. То есть, говоря по-нашему, мотоциклистов. Тех, что гоняют по ночному городу на "Хондах" и "Сузуки", и мечтают о настоящем "Харлее", пусть даже допотопном и дымящем, как керосинка. Они дают себе звериные клички и считают себя самыми крутыми парнями в округе. Оба мужика были в косынках и бородах, кожаных штанах и куртках, оснащенных таким количеством молний, что казалось – расстегни их все, и одежда развалится на маленькие черные кусочки. Девицы хихикали, и Лека не могла сказать про них ничего определенного, кроме того, что это девицы сидят с байкерами и хихикают.
Вначале они вели себя довольно тихо. Но, по мере того, как пиво и водка вливались в их бездонные желудки, они чувствовали все больший прилив энергии. Они искали взглядами кого-нибудь, к кому можно было бы прицепиться. Демид в качестве объекта для приставаний был малопригоден – с его разбитыми красными руками, обшарпанной физиономией и отстраненным взглядом, устремленным в кружку. А вот Лека вызывала у толстяка определенный интерес. Он бросал на нее плотоядные взгляды, пока она, потихоньку двигаясь вместе со стулом, не повернулась к нему спиной.
Честно говоря, ей было скучно.
– Дем, а Дем?
– Ну? – Демид поднял глаза, словно в первый раз вспомнив о существовании своей подружки.
– Почему ты притащил меня сюда? Тут нечего делать. Совершенно нечего!
– Пиво. – Демид блаженно закатил глаза. – Здесь хорошее пиво, милая. Оно австрийское, свежее, нефильтрованное. Не какое-нибудь пастеризованное, из банок.
– Что хорошего в пиве? – Лека скривила физиономию, словно проглотила пилюлю. – Горькое оно. Нет, вот бывает такое темное пиво, оно хоть вкусное. "Бархатное", что ли?
– Не-а, не надо нам темного! – Демид снова отхлебнул из кружки и зажмурился от удовольствия. – Настоящее пиво – оно светлое, легкое. Квинтэссенция хорошего настроения.
– Странно, правда, Дем? – Лека покачивала свою чашку, глядя, как темные окружности сбегаются и разбегаются в густой жидкости. – Ты – и пиво… Никогда бы не подумала.
– Я не люблю водку, – сказал Демид. – Она дурманит голову, но легче от нее не становится. Вино? Я выпил его немало, но тоже в нем разочаровался. А вот пиво люблю! Во всяком случае, любил в своей прошлой жизни. Пока не случилось все это. Ты знаешь, Лека, я так соскучился по своему прежнему, нормальному существованию! Я решил, что если немедленно не сорвусь и не отведаю пивка, то сойду с ума. Хочешь, я поведаю тебе сокровенное свое желание? Когда вся эта фигня кончится, я буду выпивать каждый день по кружке пива – прямо вот здесь, в этом ресторанчике. Или дома – у меня в холодильнике будет стоять десять, нет, двадцать сортов пива. Или просто по пути с работы я буду подходить к "чапку", стоять в очереди среди шоферов и небритых мужиков и с дрожью в руках получать свою поллитровую банку, воняющую воблой, с разведенным "Жигулевским", в которое добавили стирального порошка для крепости…
– Чувак, да ты просто поэт! – Толстый бородач, оказывается, уже минуту стоял рядом, уставившись на Демида маленькими мутными глазками. – Нет, это ты клево сказал. Значит, "стирального порошка для крепости?" Байкер рыгнул, покачнулся и оперся на спинку стула здоровенной лапой. На тыльной стороне его кисти была цветная татуировка – голая девчонка сидела на огромной черепахе, широко расставив ноги. Вместо глаз у черепахи были фары, из которых выходили пучки желтого света. Все это обрамляла английская надпись готическим шрифтом, исполненная с таким количеством орфографических ошибок, что Лека даже не смогла ее перевести.
– Клево, правда? – Толстый дыхнул Леке в лицо густым перегаром. – На мне таких картинок – как в Третьяковской галерее. Даже на жопе есть. Посмотреть не хочешь?
– Черепаха – символ супружеской неверности у китайцев, – задумчиво изрек Дема, рассматривая пиво в кружке. – Соответствует европейскому рогоносцу. Изображение черепахи считалось крайне неприличным для мужчин. Так что, парнишка, в Китай тебе с этой кичевой мазней лучше не ездить – не поймут.