Бессонница в аду

Хан еще пытался держаться, одновременно управлять хозяйством, заниматься научной работой и, сдерживая противников, бороться за свое место, но его силы были на исходе, ему труднее становилось держать все в памяти, следить за всеми сотрудниками, анализировать их поведение и делать мгновенные выводы. Его уникальный мозг стал допускать ошибки. Окружающие еще не замечали этого, но сам Хан понял, что пришла пора постараться хорошо выполнить последнее и самое важное дело в его жизни – спасти Марию. Ему так не хотелось расставаться с ней, а надо. Сейчас он так хорошо понимал тех людей, которые всю жизнь живут с одной женщиной. Если бы он встретил ее раньше, то наверняка она осталась бы в его жизни единственной. Теперь он тянул время.

Вскоре Хан с удивлением заметил, что Леонид Сергеевич начал проявлять заботу о Марии. Как-то он сказал, что ей, наверно, тяжело все время находиться на ограниченной закрытой территории, для нее это, как тюрьма.

– И что ты предлагаешь? – спросил Хан.

– Ничего, я просто вспомнил, как самому здесь было тоскливо, казалось, что я в тюрьме. А мы-то могли выезжать отсюда. Эх, сейчас бы на пляж, на песочек… Туда, где лето… Представляешь: океан, волны пляж, пальмы, островок какой-нибудь, туземки с опахалами…

Интересное замечание. И как раз после того, как они с Марией обсуждали возможность побега. Что это, совпадение? Что-то он замышляет, ясно, но какая соблазнительная идея – поехать с Марией куда-нибудь на побережье океана, поваляться на песке… А уж потом отправить ее в клинику. Но Леонид неспроста такое советует, чем это может грозить? Зачем ему нужно, чтобы мы уехали вдвоем? Это оставалось для Хана загадкой. От бессилия, неспособности разгадать мысли противника Хана охватывала ярость, он шел в тренажерный зал и до изнеможения молотил боксерскую грушу. Мария инстинктивно чувствовала, что его что-то гложет, она приходила за ним, обнимала, успокаивала.

Постепенно веселые вечерние посиделки в холле прекратились – Хан и Мария проводили вечера у себя, а Леонид Сергеевич просто распоясался, он злобствовал, терроризировал людей, и все старались не показываться ему на глаза. Оказалось, что страшный, безумный Хан был меньшим злом, чем добренький улыбающийся Леонид Сергеевич. Персонал был уже вымуштрован донельзя, но тот все придумывал малейшие предлоги, чтобы наказать того или иного человека. Частенько он сидел в одиночестве, наблюдая за поркой и самозабвенно жуя свои губы. Раньше Олег спорил с ним, не позволял слишком часто устраивать экзекуции, а то и Хан отменял назначенное наказание, – Леонид всегда боялся возражать хозяину, теперь же люди были в его полной власти. Система, выстраиваемая Ханом в течение целого десятилетия, рушилась, монарх только делал вид, что владеет ситуацией. И Лучше всех видел это сам Хан.