Бессонница в аду

Как-то ночью, сидя с Ханом у камина, Мария стала вспоминать, какой у нее был зверский аппетит, когда она была беременна.

– Знаешь, задержка-то была всего пару недель, а я уже ела за двоих… Пошла в консультацию, а они говорят, что ничего нет, никакой беременности. А она уже была.

– Это ты к чему вспомнила?

– Пошли, поедим чего-нибудь… Я бы поела курятины с грибами…

– В два часа ночи раньше только я ел… Так что, ты беременна?

– Не знаю, вот бюстгальтер стал маловат… И есть все время хочется… – Мария пожала плечами: – Или я просто стала обжорой…

– Пошли, сделаю УЗИ.

Он вскочил и потащил ее за руку.

– Сейчас, ночью?

– А чего тянуть?

– Олег как-то говорил, что здесь нельзя рожать, всякие ужасы рассказывал… – Мария говорила уже на ходу.

– Тебе здесь все можно, но только пока я жив. Поэтому я тебя отправлю отсюда быстрее, чем планировал. Давно бы пора, но мне так не хотелось расставаться с тобой…

– Я тоже не хочу ехать без тебя, если уезжать, то вместе… Бросай свою ванну, поехали вдвоем.

Они спустились вниз, прошли в лабораторное крыло. Марию всегда поражала внутренняя отделка всего научного Центра, дизайн, идеальная чистота, роскошь, а здесь все это было еще ярче выражено и дополнялось массой новеньких блестящих приборов. Она легла на кушетку, и Хан, только взглянув на монитор ультразвукового прибора, сразу определил беременность, потом, внимательно глядя на мелькающее изображение, все повторял:

– Боже мой, это ребенок, просто невероятно, мой ребенок… Я столько раз видел такую картину, но тут моя частица… Четыре недели, определенно, моему ребенку уже месяц…

Потом он развернул монитор так, чтобы и она могла видеть экран.

– Да там ничего не поймешь, все рябит, где ты увидел ребенка? Ты фантазер!

– Вот, смотри, это плод.

Он выключил прибор и, подняв Марию, закружил ее по комнате…

– Я придумал имя для нее, назовем ее Мария.

– Мария?! Нет, я не хочу, зачем два одинаковых имени в семье? А может быть, там мальчик?..

– Ты же будешь носить другое имя, когда уедешь отсюда, тебе придется поменять его, иначе тебя достанут… И я тебя умоляю, даже близко не подходи к своей семье, не езди, не смотри на сына. Тебя будут ловить, поджидать около них, сын как наживка, ты только издали посмотришь, а тебя сразу вычислят. Вон, тебе привезли записи, вот и смотри на своего сыночка на экране.

– Ты думаешь, я так сильно буду интересовать кого-то?

– Ты дважды убегала отсюда и так и не поверила в серьезность нашего Центра?

– Так это ты меня искал…

– А тогда тебя примутся искать другие органы, они захотят разыскать тебя хотя бы чисто из профессионального самолюбия – им же обидно будет, что какая-то женщина обвела спецов вокруг пальца. Меня тогда уже не станет, защитить тебя будет некому.

– Хорошо, я обещаю в течение трех лет не приближаться к сыну, а потом – только издалека посмотрю на него, и все. Я уже не так сильно скучаю по нему, отвыкла… Говорят, счастье – это когда дети здоровы, сыты, одеты, обуты и их нет дома. Так что, я должна быть счастлива – с ним же все в порядке. Знаешь, я придумала: если будет девочка, я назову ее Анна, а сама буду звать Ханна… Такое имя тоже есть.

– Это же еврейское имя…

– Ну и что? Для меня это имя, образованное от слова «Хан»…

– Мы еще обсудим это.