Илья, в свою очередь, заслышав её чёткие, пружинистые шаги, улыбаясь, закрывал глаза, притворяясь спящим. После поцелуя открывал глаза и, изображая удивление, принимал дочь в объятия. Эта игра продолжалась ежедневно с упрямым постоянством. Но им двоим нравилось, и они добровольно принимали правила игры. Вскоре в палату входили любимая Габи, сестра Алина и названная старшая сестра Нина. Замыкал процессию Сергей, бывший следователь по делу Ильи, парень Алины Сергей, глава службы безопасности, Габи и Алины. Настя освобождала доступ к пациенту и у медсестричек, кто был на дежурстве, интересовалась, как прошла ночь и полдня, как анализы, какие процедуры пациент прошёл. С сестричками Ликой и Надей Алина быстро нашла общий язык. Разница в два года не разобщала их, а наоборот – сплотила. Цель у них была одна – побыстрее поставить Илью на ноги. Больше недели, когда Илья был в коме, у его кровати дежурили его любящие женщины: Габи, Алина и Нина. Настя приходила после уроков на два часа поговорить с отцом, поделиться достижениями, страхами и задать вопросы. После определения медсестричек и особенно, после выхода Ильи из комы, время с 15.00 до 17.00 было только их. И никакие процедуры, обходы и другие мероприятия не должны были испортить встречу Ильи с семьёй. Под время прихода семьи пришлось подстраивать график работы клиники. Но это сделали быстро и безболезненно. Особенно когда пациент является владельцем контрольного пакета акций клиники и профессор – его личный друг. Многие медсестрички, да и некоторые молодые врачи женского пола, с завистью смотрели на своих удачливых коллег. Весь персонал, особенно второго этажа, знал, что два часа из тринадцатой палаты будет доноситься смех, музыка и громкие разговоры. Ведь если в палате более двух женщин, объединённых одной проблемой, то хозяину палаты придётся несладко от поглаживаний, объятий, поцелуев, слёз и постоянного убеждения, что с ним всё нормально. А если в палате пять сердобольных женщин – считай каюк. Илья безумно любил эти два часа и каждый день ждал с нетерпением.
Глава 10. Мёртвые не плачут
Пятнадцать тридцать. Никого. Невыносимая тишина, холодном змеем проникает внутрь Ильи, сбивая сердечный ритм. Полчаса прошло. Родных нет. Илья через каждые пять минут посматривает на дверь, прислушивается к шагам, но знакомой поступи не слышит. Ему становится тяжело дышать. Грудь сжимает невесть откуда взявшаяся тяжесть. Лика, поставив капельницу, присела на стул, ласково поглаживала свободную руку, старалась успокоить Илью. Постоянно повторяя, что беспокоиться не о чем, семья просто застряла в пробках или что-нибудь случилось с машиной. «Где они? Уже полчаса, вернее, тридцать пять минут, как они должны были приехать?» – переживал Илья. Он каждые две минуты набирал телефон сначала Габи, затем Алины, Сергея, Нины и последним Насти.
Илья прислушивался к организму, пытаясь понять, может, опять им овладел, вырвавшийся наружу Костик. Астралу ничего не стоило незаметно проникнуть в Илью, наигравшись полётами по интернету. Но наполняющая душу боль не была похожа на Костика. Где-то отдалённо, она напоминала боль, терроризирующая его в коме. Через час Илью трясло от злости, холода и боли, обволакивающей всё тело. Он покраснел, мышцы напряглись, глаза налились кровью и стали каменными. Стон из груди парня рвался наружу. Лика, удерживая слёзы, кружила вокруг кровати, выполняя требование, срочно вызванного профессора. В палате были ещё два врача и три медсестры, которые чётко выполняли свою работу, корректируемую после замечаний профессора. Артур Львович слушал пациента, проверял пульс, что-то бубня себе под нос. Похоже, он не очень испугался состоянию Ильи или же понимал что-то такое, что другим пока было неведомо. Кто-то вводил лекарство, кто-то одевал кислородную маску, кто-то массировал мышцы ног. Все были заняты делом, но какого-то положительного результата не происходило. Илья дважды выгнулся на кровати, приподнимая грудь и живот высоко над ложем и обессиленно падал, застывая охваченный судорогой, в очередной раз терял сознание.
* * *
Гораздо позже Илья, вспоминая жуткие события тех полутора часов, рассказывал Лике так:
«Боль. Чуткая, невыносимая боль, стягивающая мышцы. Я – будто мумия.
– Костик! Костик! – кричу из последних сил, – Что тебе нужно? Прекращай, говорю тебе.