– Что с ним, профессор? – встревоженно спрашивает Лика, после получасовой агонии Ильи. Усталый профессор, сидя на стуле возле пациента, зажимал руку, будто проверяя пульс, дёрнувшись очнулся от терзающих мыслей и печально посмотрел на девушку. «Нежилец», – читалось в глазах Артура Львовича. Врачи и медсестры после очередного приступа Ильи, тоже попадали, кто где нашёл себе место, и отдыхали, положив руки на колени. Они, конечно, больше желали разойтись по ординаторским и сбросив обувь, хоть на полчасика прилечь на диван. Но профессор их не отпускал, и они молча ждали.
Через пятнадцать минут, после явного обморока, пациент, не открывая глаз, стал мелко дрожать. Сначала конечности, затем дрожь переросла в разрастающиеся спазмы всего организма. Илья стал метаться по кровати неразборчиво, бубня себе под нос. Врачи обступили кушетку Ильи, пытаясь, как и в первом случае, облегчить боль пациента. Эта борьба с проявлением внутренней агрессии продолжалась более двадцати минут, изматывая врачей. Приступы разрастались, и профессор приказал привязать бинтами пациента к кровати. Позвали ещё пятерых мужчин-врачей и с их помощью еле-еле удалось связать Илью. Пациент внезапно стал настолько сильным, что спокойно на одной руке поднял восьмидесятикилограммового врача, который попытался самостоятельно привязать руку к перекладине кровати. Такая неимоверная сила – не то, что удивила, а испугала врачей. Только окрик профессора вывел всех из ступора, и, навалившись вместе, они смогли привязать пациента. Хотя к тому времени Илья и не сопротивлялся, застыв на кровати.
– Что с ним? – повторила сквозь слёзы Лика. – Он умрёт? Да? Артур Львович скажите мне? Он умрёт?
Взъерошенный и уставший профессор, проверяя пульс пациента и заглядывая в глаза, скорее имитировал диагностические действия, чем по-настоящему нуждался в них. Он был неимоверно вымотан, и его выводы были не утешительны.