Одной рукой продолжаю выкручивать джойстик, второй достаю револьвер из кобуры на боку и кладу между сидениями, понимая, что это так себе аргумент, потому что вижу, как с одного из мелких снежных вихрей, поднимаемых модифицированными аэрокарами, срывается сгусток зеленого пламени и врезается в бок товарняка, не нанося ему какого-либо видимого вреда. В ответ, спустя всего пару секунд, необходимых для развертывания турели, с контейнеровоза срываются насыщенно-желтые трассеры, и один из снежных бурунов, несущихся за поездом, кувыркаясь, меняет траекторию и зарывается в снег.
Я думаю о том, что три патрона, оставшиеся в барабане револьвера — очень мало для того, чтобы перетянуть чашу весов удачи на нашу сторону.
Именно в этот момент наша машина, наконец, переваливается правее курса бронированного контейнеровоза, и я ускоряю воздушку до предела, нажимая «acceleration» на передней панели и надеясь, что турели второго борта контейнеровоза не примут нас за мишень.
— Ах ты ж… — хрипит Лилит с пассажирского сиденья, придавленная к нему ускорением.
— Терпи, — сквозь сжатые зубы приказываю я, чувствуя, как форсаж вжимает моё туловище в кресло пилота.
Руки соскальзывают с джойстика, и я не в состоянии вернуть их на место. Хочется надеяться, что «ангел-хранитель» не лез никуда, кроме навигационных систем. В этом случае турбо-режим отключится ровно через тридцать секунд — своеобразная защита от дурака, чтобы двигатель не бабахнул от перегрева. Но этого должно хватить, чтобы мы проскочили, прикрываясь поездом.
Поравнявшись с бронированной махиной контейнеровоза, успеваю заметить раскрывающееся жерло турели и, стиснув зубы, хрипло матерюсь, не особо вкладывая смысл в то, что слетает с моих губ. Страх пытается кричать за меня, выталкивая воздух из сжатых ускорением легких и, возможно, моя матерная молитва долетает до бога меткости, веселя его своей несуразностью. Потому что в заднее стекло бьет единственная пуля, превращающая его в дождь осколков, но не задевающая меня или Лилит. В салон врывается свист ветра и отдаленное стрекотание турелей с противоположной стороны поезда.
Еще сколько-то секунд мы летим вдоль вагонов, поднимая вихри снега корпусом воздушки, а потом защита от дурака срабатывает и скорость начинает падать. Ещё несколько мгновений вагоны контейнеровоза остаются где-то за спиной, а мы снова можем дышать полной грудью.
— Так и обделаться ж недолго, — выдыхает Лилит, имея в виду то ли перегрузку, то ли ситуацию в целом.
Голос девчонки дрожит.
— Стяни чехлы с задних сидений и укутайся, — командую я. — Без стекла тут будет слегка некомфортно.
Грею руки, активируя термоупаковку двух последних сендвичей из тех, которые предусмотрительный Бакс посоветовал купить, когда мы ещё были в сити. Сам он из аэрокара не выходил, а я подчистую выгребла из торгового автомата все, на что хватило остатков недельной безусловки. Срываю упаковку с обоих и протягиваю один Баксу.
— Холодно, — говорю с набитым ртом.
Я уже сняла чехлы с заднего сиденья и укуталась ими, но температура внутри очень быстро падает, а синтетика, хоть и ворсистая, очень хреново держит тепло.
— Долго нам ещё? — спрашиваю Бакса.
— Да хрен его знает, — отвечает он, — но по следу теперь точно доберемся куда нужно.
В наушниках Synapsyche сменяет AsperX. Его я тоже приобрела у Харпера — хламыдловика, торговавшего оцифрованным старьём. Очень странный малый этот Asper, но образы в его песнях иногда отзываются бегущими по спине мурашками. Никогда не знаешь, какая строчка выстрелит, попав в цель. Он как нейрогадалка, выдающая предсказания на основе одной ей известных параметров, но составляющая их так, чтобы любой из получивших пророчество смог зацепиться за какие-то свои фразы-якорьки и истолковал их так, как удобно. В результате получается похоже на волшебство. Жалко только, что это волшебство не согревает.
Очень долго мы едем молча. В воздушке становится всё холоднее. В какой-то момент Бакс фиксирует джойстик, достаёт из внутреннего кармана плоскую флягу, делает глоток сам и протягивает флягу мне.
— Не хочу, — мотаю головой я.
— Я не спрашиваю, хочешь или нет, — говорит Бакс. — Надо.
Беру флягу из его руки, принюхиваюсь к исходящему из тонкого горлышка запаху, морщусь.
— Три глотка, — говорит Бакс.
— Вонючая.
— Вонючий, — поправляет Бакс. — Но натуральный. С клубной химией не сравнить.
Пару раз подношу флягу к губам, но не решаюсь сделать глоток. Тем более три. Кажется, что меня обязательно вывернет, как только жидкость попадет на язык.
— Не нюхай. Выдохни, сделай три быстрых глотка и вдохни через нос. Посчитай до трёх и выдохни через рот, — инструктирует Бакс.
Делаю как он советует, но жидкость всё равно карябает нёбо и обжигает горло настолько, что на глазах выступают слёзы. Рот наполняется вязкой слюной, вызывая оскомину.
— Ещё вдох через нос и выдох через рот, — подсказывает Бакс.
Повторяю, чувствуя, как проходит спазм и где-то внутри по организму начинает разливаться тепло.