На сцену вышли не только облагодетельствованные партией представители, делегированные в частный бизнес, являющиеся ее исторической надеждой. В казалось бы в разрешенную, якобы общедоступную сферу инициативной хозяйственной деятельности ринулись не только те, кому это было действительно разрешено, но и чертова уйма всякого разночинного сброда. Здесь были и истолковавшиеся по свободной жизни интеллигенты, имеющие за душой не столько деньги, сколько ценные и реализуемые идеи, и засыхающие от невостребованности государством в лице его полномочных «структур» изобретатели и первооткрыватели, и люди без всяких творческих способностей, но шустрых в банальных видах труда – такие как повара, изготовители тапочек, деревянных ложек и игрушек, парикмахеры, торговцы, перевозчики на личном автотранспорте, портные, прежде шившие одежду скрытно от властей и так далее; а еще – и в страшном числе настоящие владельцы преступных предприятий – «цеховики» – нелегалы, вышедшие на свободу уголовники, мигом увидевшие для себя множество подходящих экологических ниш. Началась государственная борьба с этими лишними самозваными капиталистами. Их, частников, кооператоров беспощадно сажали пачками как людей, не имеющих официального допуска к новым капиталистическим кормушкам и даже отстреливали без особых разговоров. Но поток не иссякал, а объявленную было «свободу предпринимательства» еще никак нельзя было отменять, чтобы преждевременно не скомпрометировать андроповскую затею с горбачевским НЭПом. И «мелкобуржуазная стихия», которую так ненавидели коммунисты, начиная с Карла Маркса, уже захлестывала официальную власть и, самое страшное – уже перехлестывала, тем более, что доверенные лица партии вели себя совсем не так, как должны были бы вести себя достойные коммунисты. Первым пренеприятнейшим и получившим широчайшую огласку случаем было сообщение о том, что бизнесмен и коммунист Артем Тарасов, занимавшийся продажей в СССР персональных компьютеров, закупленных им за рубежом, заплатил в своей партийной организации положенные месячные членские взносы в размере трех процентов от месячного заработка в размере 90.000 рублей. Эта сумма просто оглушила всех в стране – и обывателей, легко подсчитавших, что Артем «заработал» всего за месяц немыслимо огромную сумму 3.000.000 рублей, и руководство партии, возмущенное тем, как неосознанно или сознательно (скорее именно сознательно) скомпрометировал конспиративную деятельность «родной коммунистической партии, у которой нет и не может быть других интересов, кроме интересов трудящегося народа». Разразился грандиозный скандал. Массы были возмущены, что одному человеку позволяют получать столько же, сколько зарабатывают в месяц две тысячи честных средних советских тружеников. Партийные бонзы негодовали, что какой-то гад, предатель и сволочь нарушил нерушимые правила конспирации, которая верно служила делу коммунизма еще со времени образования «Союза борьбы за освобождение рабочего класса». Партия не нашла ничего лучшего, как попытаться погасить огонь скандала решением о реституции всех компьютеров, проданных Тарасовым. И тут тоже возникло «кино» – в СССР если и знали, что представляет собой созвучное слово «проституция», то о реституции люди не слыхали никогда. Если оно означало что-то обратное проституции (все-таки приставка «ре» означает именно обратное), то что же все-таки «обратное проституции» потребовали от Артема Тарасова (кстати, из этого логически следовал еще один вывод – что тот зарабатывал не чем-нибудь, а именно проституцией – не больно ли дорого брал?). Но хитрый Тарасов умело ушел от удара. У него же было в заначке достаточно средств, чтобы выполнить не только решение партии, но и свою собственную задачу – вылететь из партии, освободиться от обязательств, которыми его связали как «доверенное лицо партии» и спокойно и безоглядно действовать на диком и ненасыщенном товарами советском рынке уже вполне самостоятельным бизнесменом. Кстати, несколько лет спустя Михаил, просматривая по телевизору одну новостную программу, сам стал свидетелем комической забывчивости все того же самого одиозного Артема Тарасова, который клялся, что никогда в компартии не состоял. С такими деньгами, которыми он теперь владел, можно было вешать лапшу на уши людям, уже вроде как забывшим, что Артем именно потому получил всесоюзную известность, что заплатил со своих доходов именно ПАРТИЙНЫЕ взносы, поскольку он хотел вести себя как настоящий член КПСС в соответствии с ее уставом (за этим, кстати, пристально следили органы партийного контроля. За жульничество со взносами запросто можно было «положить билет на стол» и тем самым положить конец своей карьере – после этого взять провинившегося на работу могли разве что в дворники). Видимо, вступив в новую фазу своего существования в качестве респектабельного капиталиста, Артем Тарасов нашел для себя полезным отмежеваться от своего коммунистического членства, заставить забыть о нем. Однако прошлого так скоро не смоешь. Не надо было платить членских взносов, тогда, возможно, и кануло бы в лету то, что он работал главным инженером какой-то московской организации, а это была должность, которую без партбилета в то время немыслимо было получить. А ведь людям нерабочих профессий приходилось в очереди стоять, пока не будут в их организациях получены разнарядки из райкомов на прием новых членов. Неожиданная метаморфоза в обществе, оказавшемся не в состоянии «осчастливить» не только все человечество, но даже и собственных граждан, заставила очень многих стереть в своей памяти даже самые малозаметные следы тех удач, которых они так горячо и старательно добивались. А высший слой партократии забеспокоился всерьез. Власть уже перетекала к тем, кому было доверили, но кому доверять было нельзя. И наверху не нашли лучшего, чем из опасной, засасывающей топи стихийного капитализма попытаться вернуться обратно на кочку социализма, в чью твердость глупцы продолжали верить, хотя она тоже уходила в зыбь все глубже и глубже. С участием Горбачева политбюро вынесло решение свернуть перестройку, ушедшую «не туда», а заодно ликвидировать самого смелого и откровенного борца за радикальное контркоммунистическое обновление общества Бориса Николаевича Ельцина. Сам высокопоставленный партиец, кандидат в члены политбюро ЦК КПСС, Ельцин порвал со своими «коллегами», которые позволили себе не только заявить ему, что его общественная деятельность закончена, но и посмеяться над его безнадежной беспомощностью, как вдруг обнаружили, что Ельцин не только не сломлен, но и стал куда опасней и сильней. В первый раз члены политбюро узнали, что такое реальная поддержка масс человеку, которого они исключили из социальной жизни. В первый раз изгой из рядов партии ухитрился «умыть» их руками и голосами тех, кто прежде безропотно им подчинялся. И таких вдруг оказалось подавляющее большинство. Пять миллионов голосов против сорока трех тысяч – с таким счетом Ельцин выиграл первую официальную схватку с похоронившей его камарильей. Новые попытки сокрушить Ельцина давали откровенно карикатурные результаты. Оставалось одно – похоронить Ельцина не просто в гражданском смысле, а радикально, на самом деле. И с этой целью был запущен в ход план политбюро по организации путча под эгидой «верной ленинским принципам» части партийного руководства, которую следовало именовать впредь государственным комитетом чрезвычайного положения (ГКЧП). Договорившись обо всем с остальными заговорщиками, президент СССР и генеральный секретарь ЦК КПСС Горбачев уехал в Крым отдыхать, пока его коллеги не проведут всю возложенную на них черную работу. Как главарь банды, он считал, что имеет право лично не марать рук и репутацию в грязном деле и полагал, что вернется из отпуска в публичную политику сразу после победы заговорщиков и окончательного устранения Ельцина, за которое он, отпускник, естественно не мог нести никакой ответственности. Но заговорщики, оставшись без главаря, никогда не желавшего пачкаться и подставлявшего вместо себя других в качестве виноватых во всяких вооруженных подавлениях волнений, то там, то тут происходивших в стране, решили, что с них хватит такого верховного вождя, который сам ничего не хочет делать и боится за что-то отвечать, им это больше не с руки – терпенье кончилось. А потому вместо преподнесения ему переобновленной власти «на блюдечке с голубой каемочкой», соратники заключили его под домашний арест с тем, чтобы в дальнейшем полностью устранить его с политической арены. Изолированный, растерянный, едва державший себя в руках, но уже прозревший истину относительно своей дальнейшей участи Горбачев с насмерть перепуганной женой Раисой Максимовной, от страха потерявшей дар речи, с чувством избавления от гибели принял посланную ему Ельциным помощь во спасение, как чудо с Небес. К этому моменту Ельцин уже справился с заговорщиками. Но он не стал отправлять Горбачева вслед за его гекачепистами под арест. Он всего лишь поставил одно условие – Горбачев уходит с политической арены с миром, оставляет пост президента СССР, а сам СССР, который Горбачев не пожелал реформировать так, как хотели Россия, Казахстан и другие республики – в прежнем виде они себе оставлять не собирались.