Итак, что было известно с самого начала об этой истории? Довольно многое. Первые океанские боевые учения Северного флота после развала СССР широко освещались в прессе. В частности, было заявлено, что проведение столь дорогостоящего мероприятия было особо согласовано с Минфином и другими правительственными органами, и на него были выделены крупные денежные и материальные ресурсы. Из этих сообщений прямо-таки выпирало слово «океанские» учения, под которыми понимаются действия флота вдали от родных берегов, где-то там – за дальними горизонтами. А где реально проходили учения? Где, на какой глубине затонул «Курск»? На континентальном шельфе к северу от нашего Кольского побережья и побережья Норвегии, то есть рядом с берегами. Глубина в месте гибели лодки называлась всегда одна и та же – 108 метров. Это вам не открытый океан и не дальний поход с маневрами. Что касается «океана» – это первая ложь, вступающая в противоречие с заранее обнародованной истиной – Северному флоту государство выделило очень крупные средства на океанские учения. А что следует из этого противоречия? То, что командование Северного флота под газетную трескотню провело обманную операцию – вместо дальнего похода – ближний. Разница в стоимости того и другого огромная: это десятки тысяч тонн топлива, это сотни вагонов с провиантом, и нет никакой сложности в том, чтобы эту «сэкономленную» разницу между запланированными и израсходованными материальными ресурсами втихаря продать на свободном рынке, а выручку распихать по карманам форменных штанов с широкими лампасами. Вот почему гигантская подводная лодка водоизмещением 24000 тонн проводила «учебно-боевые действия» в акватории с глубинами порядка 100 метров. Это все равно, что купать слона в квартирной ванне – неэффективно (для этого предназначены и существуют другие корабли, в том числе и гораздо меньшие подводные лодки) и опасно, что и подтверждено печальной судьбой «Курска». Такой гигант сделан для операций в океанических глубинах, где он практически не заметен, где можно идти с высокой скоростью, не опасаясь, что внезапно, при небольшом смещении с заданного горизонта воткнешься в морское дно. А так «Курск» полз себе со средней или малой скоростью, вряд ли превышающей 15-20 узлов, скорей всего на перископной глубине и при этом под днищем лодки оставалось не более 50 метров. Что было сообщено постфактум, то есть после гибели лодки, о том, что этому предшествовало? А было сообщено, что последним сообщением с лодки была радиограмма командира лодки Лячина командованию флота с просьбой разрешить торпедную атаку. По логике учебно-боевых действий лодка уже выполняла свою автономную задачу, и если она должна была по плану провести торпедную атаку, то зачем дополнительно спрашивать на нее разрешение, демаскируя себя? Ведь ей для этого требуется посылать акустические сообщения находящимся поблизости надводным кораблям, а те уже могут ретранслировать их по радиоканалам. Источник же акустического излучения под водой легко пеленгуется. Если иностранные подводные лодки находились в районе наших маневров (а они там безусловно были, о чем также сообщалось в прессе) они легко могли определить текущее место и курс нашего «Курска», что, несомненно, и было ими сделано. Но вернемся к запросу Лячина на разрешение кого-то атаковать торпедами. Во-первых, как я уже говорил, в данном случае разрешение могло потребоваться либо потому, что в задании на этот день и час торпедная атака вообще не планировалась; либо, если планировалась, ее целью был другой объект, а не тот, который предусматривался уже выполняемым заданием. Инициатива по изменению планового сценария исходила от командира подлодки. Что он мог захотеть атаковать с разрешения штаба флота? Я считаю, что целью могла быть только иностранная подводная лодка, обнаруженная «Курском», а конкретнее – американская или английская атомная субмарина.
– Вы что, считаете, что он просил штаб разрешить ему утопить американскую или английскую лодку? Но ведь это война! – не выдержал Саша. – Нет, это совершенно невозможно!