Без иллюзий

Виточка осталась одна. Любовь мужа, довольно мало помогавшего ей по дому (по крайней мере, до появления Валерки), все-таки давала ей столько сил, что она могла со всем справляться одна. Теперь это ОДНА превратилась в абсолют. Дома ОДНА, с Валеркой ОДНА (смерть отца ничего не изменила в образе жизни Арины, потому что мать-то еще Слава Богу жива), в постели ОДНА, зарплата и пенсия у нее тоже ОДНА. Участие окружающих, как водится, быстро сошло на нет. Все промелькнуло быстро: похороны, поминки, сборище на девять дней, еще одно на сорок дней – и все. Дальше только отдельные визиты время от времени. Нельзя сказать, что у Виточки не было возможности покончить с одиночеством. Давние ухажеры и даже бывший супруг, женившийся было во второй раз, но опять пребывавший в разводе, предлагали свою помощь немедля, а кое-кто звал ее и замуж, но ее не тянуло ни к кому. Марика не хватало ни в доме, ни в мыслях. Виточка взялась завершить подготовку к изданию книги, которую они с Мариком и еще с парой коллег написали по тематике гибридных ракетных двигателей. Теперь эта книга тоже должна была стать памятником мужу, ушедшему в другой мир, чтобы о нем не забывали оставшиеся коллеги. Дел на нее ежедневно наваливалось выше крыши – отвести Валерку в детсад, ехать на работу, ехать за Валеркой после работы, кормить его ужином, следить за тем, чтобы он совсем уж не утонул в компьютерных играх, куда он склонен был уходить с головой, купать его и укладывать спать – и после этого она уже просто валилась с ног, а надо было еще стирать, убирать и готовить, и на все на это она была одна, одна, одна…Михаил стремился хоть чуть-чуть облегчить ей жизнь вниманием и добрым словом, а получилось, что еще больше обременил. Виточка вызвалась обеспечить ему на работе с помощью своих «девочек» набор на компьютере его романа – Михаил, вопреки веяньям века, писал по старинке, рукой. Нельзя было сказать, что это сильно отягощало Виточку, но ведь все равно – сколько-то занимало. Еще за несколько лет до смерти Марика Михаил подарил ему и Виточке экземпляр своего философского труда, набранного на компьютере Светой. Марик не стал сразу читать его, и это пришло ему в голову только однажды ночью, когда никак не удавалось заснуть. Вот тогда он и вспомнил, что есть чем заняться – как был уверен Михаил, – только потому, что рассчитывал на чтение философской работы как на снотворное (как обычно и случается при знакомстве с ними даже среди бела дня), но, сев за стол, прочитал все залпом до конца единым духом. Кроме того, и он, и Вита прочли и первую повесть Михаила, и вот теперь Виточка хотела прочесть его роман, ожидая от него еще больших впечатлений, чем от прежних работ, которые она высоко оценила.

Михаила радовало, что он способен хоть чуть-чуть поднимать Виточкино настроение – слишком уж многое ее угнетало и слишком немногое радовало. Внук, собственно синего ореола вокруг чела которого окружающие не замечали, явно принадлежал к числу детей-индиго. Он был очень разумен, в ясельном и детсадовском возрасте прекрасно овладел компьютером, стал разбираться в причинах сбоев порою лучше взрослых специалистов, был крайне своеволен и настойчив в достижении своих целей (главной из них было неограниченно долго заниматься на компьютере), не любил гулять и практически не нуждался в детском обществе, да и во взрослом, пожалуй тоже, если не считать бабушки Виты.

После смерти Марика Валерку пришлось отдать в детский сад. Ему там не очень нравилось, а у Виты появилась новая обязанность отвозить его туда и забирать оттуда. Ей некогда было думать о себе кроме тех дней, когда ее почти совсем приканчивала сильнейшая головная боль, и она не знала, дойдет ли она до детского сада или не дойдет. Спасали – и то не всегда – очень сильнодействующие таблетки, уступавшие по силе только наркотикам.