Без иллюзий

Цивилизация век за веком оттесняла человека от природы. Более того, она вовлекала в свою сферу все большие пространства естественных биотопов, изгоняя и истребляя всех остальных диких обитателей отовсюду, когда считала место ценным и подходящим для себя. Ограничений в этом стремлении завладеть всей природой и сделать ее исключительно средой обслуживания человеческих потребностей и интересов в сколько-нибудь мыслимой перспективе видно не было. Человечество продолжало где бездумно, а где и вынужденным образом размножаться. Плоды безграничного размножения угрожали стать убийственным кошмаром для природы, ну а затем с неизбежностью и для людей. Из этого следовало одно: человечество продолжает идти вразнос, а применительно к остроте экологических проблем (в том числе и техногенных) даже не идти, а уже бежать и лететь с нарастающей скоростью. Спасительные, защищавшие людей в физическом и волевом плане инстинкты и навыки (включая инициативно-ответственные), выработанные на протяжении тысячелетий, становились все менее востребованными у массы людей. Цивилизованная жизнь со всеми имеющимися у нее удобствами все определенней диктовала подданным любых государств подчинение дисциплине, устанавливаемой правителями, как главному фактору обеспечения их устойчиво безбедной жизни, обоснованно внушая управляемым, что иначе их благополучию настанет конец. Вместо индивидуальной инициативы и индивидуальной «спонтанной» волевой устремленности к достижению сугубо личных целей жизни (что можно было бы правомерно считать подлинным проявлением личной человеческой свободы) подданным в принудительном порядке предлагалось, как говорили в Одессе, «оставить этих глупостей» и разделять мнение правителей насчет того, чего всему подвластному им обществу следует добиваться, какими интересами руководствоваться и в каком духе, с какими представлениями о мире и о социуме воспитывать их детей. Инициатива снизу не столь жестко пресекалась в материально-прикладных видах деятельности, будь то технические новинки с небывалыми свойствами, приемы экономии и обогащения в экономике, в медицине, поддерживающей все более и более жизнеослабляемые организмы в их стремлении к удлинению времени жизни – и, пожалуй, не больше, хотя и в этих признанных ценными делах все тоже шло не шибко гладко. Где в таком случае могли быть востребованы важнейшие исторически и генетически приобретенные ценности характера человека, важнейшие психические достижения породы, такие как волевая пионерская инициатива, выносливость, способность выживать и переносить перегрузки, тогда как власти не поощряли социального приложения этих качеств к жизни – ведь величайшая из всех видов инертности – психическая инертность (как привычка) никуда не может выветриваться в один момент из натуры живущих даже по велению властей? Не даете проявляться всему этому ценнейшему благоприобретению в обычной жизни – получайте ее в экстраординарной – будь то блуд, преступные деяния, или экстремальный, неостановимо развивающийся спорт! Несомненно, экстремальный спорт всегда был лучше криминальных деяний, какими бы хитроумными они бы ни были. Ну, а что лучше экстремальный спорт или секс, в том числе экстремальный, решить было сложнее. Большинству больше нравится секс. Он органичней, доступней, ему все возрасты покорны. Он может требовать огромных денег, но может быть и бескорыстным и сочетаться в высшей гармонии с любовью. Но его разнообразный арсенал все же явно ограничен, в то время как предела экстремизма спортсменов пока как будто бы нет. Правда, такое поприще могло вбирать в себя немногих. Но они будоражили сознание и воображение всех остальных. Их пионерские действия постоянно демонстрируют очень важную вещь – человек никогда наперед не знает, на что он способен, и реализация невозможного, невероятного доказывает всем неисчерпанность, а, возможно, и неисчерпаемость его потенциала. В этом – неумирающая, неистребимая ценность экстремального спорта. В частности, еще и потому, что он отнюдь не мешает заниматься другой волнующей, влекущей и величайшим образом примиряющей с существованием в плотном мире деятельностью – сексом, особенно если он соединен с любовью. Как и любовь, экстремальный спорт взыскивает с человека полную отдачу и совершенную честность. Фальшь, подделка и все другое в том же роде невозможны – они караются, так же, как неудача – гибельно или тяжелейшими травмами, как и многие неудачи в честнейшем из сценических искусств – цирковом, где артистов, как правило, с раннего детства растят и воспитывают экстремалами. Нет числа людям, посетившим цирковые представления, завороженных силой, смелостью, ловкостью и гармоничным взаимодействием людей, творящих чудеса на арене и под ее куполом, коих совсем немного. Не так часто массам доводится видеть «в натуре» подвиги и чудеса, совершаемые спортсменами – экстремалами. В наши дни они наблюдают экстремалов по телевидению, но подвиги некоторых не наблюдает никто. Их арена – места проблемного и немыслимого обитания. Рядом с ними нет ни обеспечивающих команд вспомогателей, ни телеоператоров. Одни не желают специально демонстрировать кому-либо свои свершения, другие были бы не против показаться публике, да лишены возможности тащить за собой свиту фиксаторов, наблюдателей – короче – свидетелей. Таким экстремалам никому из посторонних ничего нельзя доказать. Их удел – самый спартанский, самый невознаграждаемый, но зато и самый достойный по высшему счету: им, победителям самих себя, дается единственная награда – чувствование «я это сделал», а свидетелем на все времена остается только Господь Бог. Никакой публичности, никаких показушных доказательств для посторонних. Это Театр или Цирк или что-то еще, чему даже имени нет в связи с невообразимым масштабом арены (возможно, ее в буквальном смысле слова можно назвать «КОЛОССЕЙ») того единственного Зрителя, который Сам создал «Арену» и тех, кто на ней показал себя существами более высокого порядка по сравнению с собратьями, после того, как они сделались победителями своей ограниченности на глазах у Него.