Без иллюзий

И еще однопричем чрезвычайно важное! – что для большинства людей оставалось в их практике неизменным – иго труда. Как должны были люди, будучи животными существами, повседневно заботиться о пище насущной, так другими, не зависящими от этой низменной животной потребности они и не делались, если не считать индийских святых мудрецов – садхи, умеющих обходиться без еды. Тирания труда обязывала людей в принудительном порядке выходить на работу, когда удобно государству или другому работодателю, а не им самим. Это было очень похоже на то, к чему принуждают заключенных, отбывающих каторгу, только вместо вооруженного и немедленно пресекающего попытки к вольности конвоя их приковывал к своей «трудовой тачке» страх – самый обыкновенный страх остаться без средств к существованию, усугубить до непереносимого предела и без того непреходящие трудности текущего бытия. Да, эта пара труд-страх постоянно тиранила все человечество везде, где бы оно ни обитало. Повсеместно требовалось искать, добывать, возделывать, транспортировать, продавать, руководить, воевать и истреблять каждому не сверхпривилегированному члену общества. В итоге все «выходили на работу» от царей и воротил бизнеса до рядовых рабочих, крестьян и проституток. И только некоторые из них – малая часть! – от пяти до шести процентов от общего числа трудящихся – работала с удовольствием, будучи увлеченными тем, что делают. Их не страшила работа – им было страшно другое – что их могут отлучить от дела на привычном излюбленном поприще. Впечатляющим представителем этой редкостной когорты людей был великий изобретатель, конструктор и аэрогидродинамик Ростислав Евгеньевич Алексеев, открывший эру кораблей на подводных крыльях и летающих над водой судов – экранопланов. Это был воистину мировой лидер, которому в собственном управляющем ведомстве чиновники во главе с министром Бутомой всячески вредили и препятствовали делать крайне важное государственное дело, а он его исступленно и фанатично продолжал, добиваясь неслыханных успехов, пока противники не нашли способ и повод покончить с ним раз и навсегда – отлучить его от руководства работами своего же, им же созданного конструкторского бюро, хамски передав его проекты другому лицу, подонку – и тем добиться, чтобы он умер еще во цвете творческих сил – всего лишь шестидесяти четырех лет от роду. Но это было далеко не единичное преступление верхушки власти подобного типа. У Михаила имелись серьезные подозрения насчет того, что и у творца – пионера космической техники Сергея Павловича Королева была по существу столь же горькая судьба. Его лрикончили с помощью операции, острой необходимости в которой не было. Саму операцию подготовили из рук вон плохо – не приготовили большого запаса подходящей крови, неправильно давали наркоз словом угробили в точности по тому же сценарию, который Сталин разработал для устранения Фрунзе, и которое было описано в «Повести непогашенной Луны» Борисом Пильняком-Вогау. Историю с Королевым Михаил знал из двух источников – из доверительного сообщения Оли, чей отец, профессор – терапевт, консультировал в кремлевской больнице, и из телевизионного выступления дочери самого Королева – врача по образованию. И к этому в недавнее время добавилось дополнительное знание насчет гибели выдающегося физика в области нелинейной оптики ректора МГУ академика Рема Викторовича Хохлова, судьба которого занимала Михаила в первую очередь потому, что он был еще и известным альпинистом. Раньше Михаил располагал только сведениями о том, что Рем Хохлов без должной акклиматизации отправился на восхождение на Пик Коммунизма (7495 м. над уровнем моря) – высочайшую вершину СССР. После выхода на заключительный участок пути он почувствовал себя очень плохо. Его сумели довести назад до Памирского фирнового плато, куда в свою очередь сумел приземлиться до предела разгруженный вертолет и эвакуировать его в больницу в Ош или Душанбе, где ему будто бы не сумели оказать достаточно квалифицированную медицинскую помощь, отчего он и скончался, хотя его и успели затем живого довезти из Средней Азии в Москву. Но эти сведения относились к 1977 году, то есть к «эпохе Брежнева». А через тридцать лет кое-у кого раскрылись рты, и клиническая часть этой истории стала после этого выглядеть совсем по-другому, да и предшествующая часть, относящаяся к самому восхождению – тоже.