— Когда я молила тебя выслушать меня, ты не дал мне этой возможности. Без суда и следствия вынес мне приговор и сам же его исполнил. Так что ответь- почему я должна слушать тебя сейчас? Когда мне это не важно? Все не важно, стало с той минуты как твои слова били, а руки безжалостно истязали мое тело. Неважно! Слышишь?
Я не смог дальше слушать ее надрывной голос, пропитанный обидой, ненавистью и страхом. Она пытается защищаться и ей это с трудом удается. Тело вздрагивает, нож норовит выпасть из руки. Кажется, она держится, прилагая огромные усилия чтобы удержать этот проклятое лезвие, и не рухнуть самой. Я нанес ей непоправимый ущерб и видя, как ей плохо, не могу сдержаться. Наплевав на все, инстинкт подсказывает мне подойти к ней, и в два шага, я оказываюсь возле нее. Нож упирается в мою грудь. В самое сердце. Осмелился посмотреть ей в глаза, наполненные ужасом:
— Прости. — Произнес, а на душе стало паршиво. Я готов повторять его снова и снова, но это ничтожное «Прости» не описывает и малой доли того раскаяния и злости, которые к себе испытываю. — Я знаю, что не имею никакого права просить тебя об этом, но и не могу молчать. Я сожалею. Я блядь чертовски сожалею, что не захотел тебя выслушать в ту ночь и совершил непоправимое! До конца жизни не прощу себя, за то, что поднял на тебя руку и оттолкнул от себя самое дорогое, что было в моей жизни. Тебя.
Я как отчаявшийся душевнобольной торопился ей выложить все, что снедало мой больной мозг. Только она не желала меня слышать и продолжала плакать. Но я был благодарен Богу хотя бы за то, что, все-таки слушала, поэтому я силился собрать все мои мысли в порядок и выложить все, что хотел. Как задыхающийся хватался за последнюю порцию кислорода, то за одну глупую мысль, то за другую, что казалась более важной:
— Мне обо всем рассказал Демид. Что между вами ничего не было. Камеры в отели все засняли — есть доказательства. Но. Блядь! — схватившись за голову я чуть отдышался и продолжил, — Той ночью в Москве, мне казалось между нами появилась эта хрупкая связь. Мне это было важно. Я видел в твоих глазах, что это было взаимно! Я был счастлив, что ты доверилась мне и готов был бросить весь мир к твоим ногам! Но мне нужно было отпустить тебя обратно домой. Ты улетела, а я не находил себе места, пока решал все дела. Хотелось все бросить и полететь следом за тобой! — Я был настолько взволнован и напуган, как никогда в жизни, что она совершенно не слышит меня и не хочет слышать. Как бы я не старался донести до нее все, что чувствую, ей это было не нужно. Вот она стоит передо мной, но тем не менее ее рядом нет. На ее месте пустая, безжизненная оболочка, не способная воспринимать все, что я говорю. Я начинал злиться.
Мне хотелось схватить ее за плечи и встряхнуть как следует, заставив слышать.
Мне до боли в теле хотелось сжать ее хрупкое тело и вдыхать ее запах волос.
Мне никогда не хотелось ничего так сильно в жизни, как убедить ее в том, что люблю ее.
Я понял это не сразу. Быть может когда увидел ее впервые в лифте. Или, когда она дерзила и шла мне наперекор. А может и той роковой ночью в Москве. Или, когда достал ее из ванны, поняв, что боюсь потерять навсегда. Не знаю. Но факт остается фактом. Я задыхаюсь без нее. Она мой кислород.
Лезвие до сих пор упирается мне в грудь, и обхватываю ее ладонь на рукоятке своими. Она всхлипывает еще громче, но я как бы не старался не могу отпустить:
— Понимаю, моя боль ничто в сравнении с той, что я причинил тебе. Я презираю себя за это. Тяжело и мерзко на душе от того, что сделал с тобой. Поэтому давай закончим это здесь и сейчас, — сжимаю ее ладонь сильнее и осипло продолжаю, — просто всади этот нож сюда, — подталкиваю ее ладонь, — прямо в сердце. Где ему и место. Избавь нас обоих от этого проклятого ада, в котором лично я буду гореть до конца своих дней. Давай Лера, сделай это. — Убираю свои руки, предоставляя ей возможность сделать это самой.
Она осторожно поднимает свой затравленный взгляд на меня и всего на мгновение, мне кажется я вижу в нем решимость осуществить это. Затаив дыхание, я ожидаю ее вердикта, но нож выпадает из ее руки и тишину пронзает ее горький всхлип. Отшатнувшись от меня, она отворачивается и подходит к окну. Облокотившись ладонью о подоконник, она смотрит в окно и продолжает молчать. Внутри все замерло в ожидании. Закрываю глаза и опустив лицо, сжимая челюсть до боли, сожалею о том, что она не сделала. Того, что так отчаянно желал и о чем просил. Она единственная кто сможет избавить меня от это безжалостной, мучительной агонии. Если не ее прощение — то нож в моем прогнившем сердце, единственно верное решение.
— Поверить не могу, что хочу это сделать больше всего на свете, — похоже пребывая в шоке, сквозь плач, заикаясь она бормочет еле слышно, продолжая смотреть в окно.
Я поднимаю голову и хочу прокричать «Так сделай это!», но она поворачивается и ее усталый, но полный осуждения взгляд заставляет меня закрыть рот.