Без компромиссов: Гонки по вертикали. Я, следователь… (сборник)

Ответ. Да, я понимаю. Я постараюсь вспомнить все, что я знаю о Жене. Если я упущу что-нибудь, прошу поставить мне дополнительные вопросы. Прежде всего Женя — очень хороший парень, добрый и доверчивый человек. Он ведь прекрасный работник. Все время что-нибудь узнает, никогда не стесняется спрашивать: у меня ли, у боцмана, у простого матроса — все равно. За свой авторитет не боится — он вообще, по-моему, об этом не думает. Под любую тяжесть первый руки свои подставляет. Характер у него легкий, на жизнь он смотрит весело, быстро сходится с людьми. Врагов в команде у него нет, хотя, когда требуется, он службу спрашивает по всей строгости!

Вопрос. С кем, кроме вас, особенно дружен Корецкий?

Ответ. На этот вопрос я затрудняюсь ответить. Корецкий тепло и ровно относится к большинству членов команды. И они его любят...

Я спросил Астафьева, как случилось, что Корецкий получил отпуск в разгар путины. Капитан сумрачно пояснил:

— В середине августа у нас вышел из строя двигатель. Ремонт планировали недели на три, не менее. Женя попросил дать ему отпуск. Он много трудился перед этим, а работ по его специальности фактически не предвиделось. Поэтому я дал ему отпуск с двадцать первого августа по десятое сентября...

...

...

Вопрос.

Ваши соображения о том, как мог Корецкий оказаться в Крыму?

Ответ. Абсолютно не представляю себе. Корецкий, по-видимому, выехал туда неожиданно, иначе я бы знал, что он собирается в Крым. В лучшем случае об этом знает Тамара или кто-нибудь из тех, с кем он встречался в Ленинграде.

Вопрос.

А с кем он мог встречаться в Ленинграде?

Ответ. Этого я не знаю. Но знакомые у него там, безусловно, были...

— Послушайте, капитан, — сказал я. — Как же это вы ничего не знаете о Тамаре? Ведь вы же сами говорите, что Женя ваш друг?

— Друг, — твердо сказал Астафьев и добавил: — Ну и что? Штурман Корецкий о своих личных делах болтать не любит... — Неожиданно капитану изменила выдержка и, отвернувшись от меня, он хрипло спросил: — Что произошло? Почему вы меня обо всем этом спрашиваете?

Я молча положил на стол фотографию. Астафьев долго смотрел на нее, что-то шептал, потом накрыл карточку огромной ладонью и тяжело поднялся. Красное обветренное лицо его было жестко, тяжелые желваки у скул бледны, запавшие воспаленные глаза слепы...

Ленинград