– Если же говорить серьезно, – я погасил улыбку на лице, – то у каждого канала своя собственная линия, своя политика. И рассматривать надо каждый случай в отдельности. Мне что-то нравится, а что-то нет. Нормальное явление.
– Алексей Николаевич, – подняла руку другая девушка, в строгом деловом костюме, – вы профессионально отвечаете на острые вопросы. Я сама хочу стать руководителем пресс-службы, если получится. Я пишу дипломную работу о городской прессе девяностых годов, была в библиотеке и почитала некоторые ваши старые публикации. Вы тогда ещё не работали в парламенте и были очень зубастым журналистом. Вы жёстко критиковали власть. Скажите, с тех пор ваши убеждения изменились? Извините, если это некорректный вопрос.
– Вопрос корректный, – спокойно ответил я. – Ни от одного из написанных тогда слов я не отказываюсь. Просто если появляется возможность что-нибудь сделать, что-нибудь изменить к лучшему, надо ее использовать. Мне предложили почти с нуля сформировать пресс-службу, и я решил, что это может быть интересно и… полезно. Критиковать, не неся реальной ответственности ни за что, конечно, легче.
– А чем лично для вас является служба в аппарате заксобрания? – подхватила «африканка». – Вы пока чиновник с небольшим стажем…
Лесных, приставленный к нам в качестве смотрящего, сидел у стеночки и с любопытством покосился на меня. Его шеф, товарищ Забегалов, пробыл на мероприятии минут пять, послушал, понюхал и удалился. Я, в свою очередь, посмотрев на Лесных, ощутил какой-то странный душевный подъем.
– Вы мне, наверное, не поверите, сейчас опять будете смеяться, – сказал я. – Для меня нынешняя служба это не статус, не стаж и даже не деньги. Это самореализация.
Фразы вылетали одна за другой, как автоматные очереди.
– Мне интересно здесь работать, – говорил я. – Я вижу и чувствую, что у меня получается, хотя на этот счёт могут быть и другие мнения. Задача пресс-службы, как я ее понимаю – это создание положительной атмосферы. Журналисты, которые обращаются к нам за информацией, должны чувствовать человеческое отношение к себе. Если не будет его, то вся наша кипучая деятельность окажется напрасной.
Кресло под товарищем Лесных громко скрипнуло.
– Вам, возможно, предстоит занять в будущем моё место или место одного из моих преемников. Я хочу, чтобы вы уважали журналистов – конечно, тех из них, кого есть за что уважать. Пожалуйста, помните о том, что у этих людей довольно непростое ремесло. И… всё-таки это мы, пресс-службы, для них, а не они для нас. Журналисты первичны, а мы вторичны, – закончил я.
– Вы правильно говорите, Алексей Николаевич, – заметил юноша, сидевший рядом с деловой девушкой. – Но, знаете, на словах все чиновники за открытость и гласность. А вот потом, после их обещаний, начальнику вашего уровня элементарно невозможно дозвониться. Секретарша просто скажет «Перезвоните позже», и всё. Для простых граждан – таких студентов, как мы, например, – вы недоступны.
– У меня нет секретарши, – ответил я. – А те, кому это интересно, могут записать номер моего мобильного телефона. Готовы?
– Ну, ты даёшь, Алексей Николаевич! – покрутил головой Лесных, когда мы шагали со встречи по длинным парламентским коридорам. – Такого никто ещё не делал. Это прямо популизмом попахивает, с телефоном-то.
– А какие были аплодисменты! – ответил я.
– Это же дети ещё, вчерашние школьники… Что они понимают? – хмыкнул зам управляющего делами.
– Многие вещи они понимают не хуже нас с вами, – задумчиво сказал я.
У лифта Вячеслав Алексеевич со мной простился и покатил наверх: докладывать Валентину Юрьевичу о моём популизме. Я же достал мобильный и увидел два пропущенных вызова. Номер был знакомый.
– Анна Игоревна, искали? – спросил я, дождавшись соединения.
– Искала, – подтвердила она. – Ты у Хрюшникова, что ли, был?
– Нет. Народ просвещал.
– Какой народ?
– Студенты на практику пришли.
– Бросай студентов, слушай меня. Губернатор в Москву уезжает, а у него эфир сегодня на телевидении.
– Сочувствую вам, – сказал я.
– Я уже свою порцию получила, – бодро отозвалась моя коллега из администрации, – а Григорий Владимирович попросил твоего шефа выступить вместо себя.
– И он согласился? – задал я глупейший вопрос.
– Угадай, – предложила Анна Игоревна.
Я испытал ощущение полёта.
– Во сколько? – услыхал я собственный голос как бы со стороны.
– Сразу после вечерних новостей.
– Это будет комментарий?
– Нет. Ток-шоу Матусевича.
– На «Сторонке»? – задал я уже совершенно лишний вопрос.
– Ну да.