Буквально через день нагрянула съемочная группа. Когда Федя увидел героя, воскликнул:
– Слушай, Наталья, какая фактура, удивлен… Он, правда, на князя похож. Хорош. У тебя с ним ничего такого?..
– Да что ты, Федечка! Нам, дворовым людям, строго-настрого запрещено приближаться к князьям на десять сажо´н… – ответила я и, увидев вспыхнувший нездоровый творческий блеск в режиссерских глазах, добавила: – Значит, так, Федя, предупреждаю. Если ты сделаешь сюжет под названием «вот и встретились два одиночества, развели при дороге костер», можешь забыть мой телефон навсегда.
– Нет, ну что ты! Как договорились. Представляешь, в Евангелии притчу о милосердном самарянине нашел, процитируем… Сюжетец небольшой разрешили – минут на двенадцать – пятнадцать.
– Ты даже в Евангелие заглянул, Федя? О, бездна богатства и премудрости и ведения Божия! И тебя таки задело! За это можно всё отдать!
– Стараемся, ты у нас деушка суровая!
Пока устанавливали аппаратуру, обсудили, о чем будем рассказывать. На камеру мы с Сергеем говорили отдельно и друг друга не слышали – в этом, по мнению режиссера, была изюминка сюжета. Оператор слушал меня с нескрываемым интересом, так что даже в камеру забывал смотреть. А я что? Как обычно. Про веру говорила, про то, что ничего в этом мире случайного не бывает, что Сергей с юности столько незаслуженных наказаний и скорбей перенес, его можно назвать любимцем Бога: «Господь, кого любит, того наказывает; бьет же всякого сына, которого принимает» [11] и что я многому хотела бы у Сергея поучиться: его выдержке, мудрому отношению к обстоятельствам, умению послужить людям.
В перерыве я случайно услышала разговор оператора и режиссера.
– Сколько снимал, таких отчаянных теток не видел… Про Бога шпарит как по писаному, даже интересно стало. Слушай, а она не врет, что этого бомжа с улицы взяла? – спросил оператор.
– Да какая разница, Михайлов. Больше крупных планов давай, глаза, рот, руки. Красивая тетка и говорить умеет. Сюжет на ура пойдет! И не тырься в нее, взбрыкнуть может! – ответил Федя.
После интервью режиссер попросил снять кадры, как мы вместе с Сергеем сидим на кухне за столом, о чем-то говорим…
– Ни за что! – объявила я. – Если бы месяц назад его, избитого, снимали, тогда – да, было бы просто наглядное пособие… А теперь сладкая парочка выйдет. Тили-тили-тесто, жених и невеста… Федя, мы же договорились – про милость к падшим снимаем, а не «как выйти замуж за бомжа»!
– Ладно, ладно, не переживай! Еще старушку снимем, зови на кухню! – приказал режиссер.
– Старушку зовут Анна Вячеславовна. Тебе надо – ты и зови! – ответила я.
– Ты же у нас за автора, – занервничал режиссер. – Ну, пожалуйста, могу сам позвать.
После интервью со «старушкой» Федя, почесывая затылок, сказал:
– Ну, таких людей не бывает!
– Ага, – согласилась я. – Еще один снежный человек забрел в мою коммуналку. Не забудь пригласить на монтаж.
Но на монтаж сюжета меня никто не приглашал недели три, Федя каждый раз отнекивался разными причинами. И я даже забыла про съемки.
После этих съемок Сергей занервничал: надо было как-то определяться с последующей жизнью. Его очень тяготило, что «проедает мои деньги». Я попыталась найти ему работу, но этим надо было заниматься, а у меня случился невозможный дефицит времени.
– Подожди, – уговаривала я Сергея. – Мне осталось месяца полтора. Допишу, займусь тобой. Деньги пока есть. Думай так, что тебе Бог время дает, чтобы укрепиться в вере. Книги читай. Почаще в церковь заходи, молись, чтобы Господь управил твой дальнейший путь.
Сергей действительно бывал в церкви, молился. С помощью моих друзей он был теперь одет по сезону и выглядел почти как денди. На воскресную литургию мы ходили вместе, и уже поползли слухи, суть которых однажды высказала одна досужая бабка:
– А чё ж не венчаетесь? Нехорошо.
– Мне надо уезжать, – твердил Сергей. – Хватит чудес ждать!
– Давай дождемся сюжета, посмотрим, чего там Федя сотворил, дам тебе на билет денег…
– Чего мне смотреть, вам надо было, вы и смотрите, – резко ответил он.
Назревал конфликт. Анна Вячеславна тоже заметила, что Сергей сильно нервничает. Однажды я вернулась из издательства и почувствовала звенящую тишину в доме. Рванув на себя дверь его комнаты, я сразу увидела, что на столе больше не стоит фотография его дочери. Лежала бумажка, на которой было написано: «Вы уж извените меня, что я так поступил. Но я больше не могу». Все свои вещи Сергей забрал с собой.