Без памяти

– Нет. Она его потеряла. Срок был совсем маленький, даже госпитализацияя не понадобилась. Но после этого Флор замкнулась. Она хотела попытаться снова забеременеть. Но я… Я не мог согласиться на это. Я чувствовал облегчение, я радовался. А она уходила в себя все больше и больше. Потом начала искать отца. А меня она больше знать не хотела.

– Я не знал. Прости. Вот почему она так часто плакала тогда…А мама думала, что это из-за них с папой. – Лео положил руку на плечо Але, в его голове наконец начали складываться все кусочки мозайки.

– Ты знаешь, я сейчас жалею, что тогда так получилось. Я поступил в Университет, отучился два года, и понял, что психологом не стану.

В доме повисла тишина. Никто не мог проронить ни слова. И только спустя несколько минут, Але продолжил:

– Есть еще кое-что, о чем я молчал.

Варя наконец-то прошла в комнату и села на стул, с отвращением запнув валявшуюся рубашку под стол.

– Со мной в общежитии жил парень, родом он был из Лхаса, из Тибета. Все свое детство он провел в лачуге поблизости от Поталы, и говорил, что даже был знаком с Далай-Ламой. – Лицо Але озарилось доброй улабкой при воспоминании о друге. – Ему был двадцать один год, когда он попал в аварию. Грузовик подкинул его велосипед, словно пушинку. – Алехандро глубоко вздохнул. – Я тогда пришел к нему в больницу, он…он умирал уже. Врачи даже удивились, как он с такими травмами дотянул до больницы. И тогда Сонам попросил меня связаться с шаманом, чтобы тот помог его душе переселиться. Я тогда не понял ничего, отмахнулся от него, сказал, что он в бреду, и ему надо попспать. Сказал, что он скоро поправится.

Але подошел к большому дубовому бару, выполненному в стиле конца восемнадцатого века, и, позвенев стаканами, достал бутылку виски.

– Будешь? – предложил он Варе.

– Буду, – Варе просто необходимо было расслабиться. А лучшего способа в данным момент просто не существовало.

Але улыбнулся уголком рта.

– Флор никогда не пила. Только однажды…

–Тогда самое время начать, правда, Флор? – спросила Варя и посмотрела вокруг, а затем и на потолок, словно Флор непременно должна была витать над ними.

Мужчины переглянулись, и затем Але продолжил:

– Он умер. Это была его последняя просьба, и я ее не выполнил.

– Не буть таким суровым к себе. Никто не смог бы выполнить эту просьбу. Это ерунда какая-то, – слегка хриплый голос Лео был наполнен сочувствием.

– Я тоже так подумал. Но с каждым днем мне становилось все меньше и меньше интересно в институте. Я начал читать литературу по окультным наукам. И, – Але махнул рукой, – все пошло-поехало. Я присоединился к группе, занимающейся благотворительностью, и это позволило мне путешествовать: Боливия, Чили, Кольский Полуостров, и, конечно же, Тибет – во всех этих местах я многое увидел и многому научился. Я специально старался попасть в эти места, занимался обучением детей английскому языку, спасением обезьян, черепах – чем угодно, лишь бы быть там, где есть неизведанное. Такие вещи, как спиритизм, заговоры, левитация стали для меня частью жизни. Я почти не практиковал, но наблюдал и изучал. Писал труды, которые не были оценены. Надо мной смеялись психологи – профессионалы, те, которые много лет учились, чтобы получить диплом, а не бросили университет на полпути. Но, думается мне, моя практика стоила больше их бумажки. В общем, в итоге я решил, что лучше делать то, что я всегда умел – мебель. Вот уже четыре года я только этим и занимаюсь. Оказалось, самое прибыльное дело. –Але пожал плечами. – Зря учился, зря тратил силы и время на то, чтобы войти шаманам и ведьмам в доверие. Зря подвергал себя и свою душу риску. Вот где правда, вот где мое место. И у меня должен был быть ребенок, чья жизнь на тот момент мне казалась не достаточно ценна, чтобы заменить мне мое гребаное будущее…И то, что происходит сейчас с Флор в некоторой степени моя вина тоже. Возможно, это плата за нашего ребенка…

Але сделал два больших глотка и осушил стакан.

– Я ничего этого не знал. Но ты не можешь винить себя за то, что Флор потеряла ребенка. Черт возьми, она была слишком юна для того, чтобы выносить его. – Лео посмотрел на Варю, но не увидел на ее лице ничего, кроме сочувствия. Для эта история столь же нова, как и для него.

– Нет, нет. Это я виноват. – Але поморщился. Он не любил даже вспоминать эту историю, не говоря уж о том, чтобы кому-то рассказывать ее. – Я тогда накричал на нее за то, что она поет песни, придумывает эти дурацкие имена. А она сказала, что умрет вместе с ребенком. Но в силу своих лет, я решил, что это пустые слова, или, как принято говорить, юношеский максимализм. Флор ушла в ванну, закрылась. Ее долго не было, а из-за двери раздавался лись шум льющейся воды. Я тогда сначала злился, а потом здорово напугался. Выломал дверь, снес ее с петель. – Видно было, что Але тяжело говорить об этом. Каждое слово запивалось глотком спитного. – Она лежала почти в кипятке, глаза были закрыты, ее губы едва шевелились, я не мог различить, что она говорила. Я схватил ее на руки и услышал звон упавшей на пол бутылки из-под кашасы.