Без помощи вашей

– О, конечно есть! Вы человек дела, я это вижу. Но хвататься за дело впопыхах – это лучший способ все испортить. Знаете, со мною в юности было: неприятная ссора с Нортвудами вышла, один из моих сквайров испортил девицу из их семейства. Ну, кровь молодая, горячая – вы же понимаете. И вот, Нортвуды прислали посла с требованием: голову виновника и пятьсот эфесов откупного – срочно, следующим днем, иначе войной идут. Я с этой новостью влетел к отцу, а он мне: садись сын, пообедай со мной. А я: как же обедать? Нортвуды же, угроза, посол… А отец: садись, говорю, поешь. Если они тебя так перепугали, что есть не можешь, то как же ты дело будешь решать? Это папа мне сказал. Ну, я сел и поел. А пока челюстями работал, то успокоился, мысли завертелись, и я – верите! – легко придумал, как правильно поступить. Так-то.

Хармон слегка улыбнулся. По правде, у него с графом находилось все больше общего. Торговец и сам терпеть не мог решать вопросы второпях и на голодный желудок. Ведь тогда думаешь лишь о том, чтобы устроить дело быстро, а не о том, чтобы – выгодно.

Но затем Хармон посмотрел на жену Виттора, и улыбка сползла с лица. Какой-то даже холодок по спине прошел, торговец спешно отвел взгляд.

Иона София Джессика, принцесса Севера…

Каждый человек, подобно товару, из чего-то сделан. Материал несложно распознать, если глаз наметан. Из бронзы получаются драчливые дураки, вроде городских стражников; из камня – упрямцы, сильные, но неловкие; из золоченой парчи – чванливые и пустые лордские отпрыски; из глины – слабаки и трусы; из шерстяной пряжи – юные нежные барышни; из дубовых поленьев – крепкие крестьяне… Джоакин – тот из меди, сам Хармон – из виноградной лозы.

Но из чего сделана леди Иона, это хрупкое создание с бездонными глазами? Она слишком изящна для фарфора, слишком благородна для слоновой кости, более жива и прозрачна, чем родниковая вода. Хармон ожидал, что леди Иона окажется красива… но теперь не знал, красива ли она: те мерила, которыми он привык оценивать девиц, оказались совершенно непригодны. Она была… нездешней, вот какой. Не в этом мире сработанной, не по нашим меркам. Назвать леди Иону красивой – все равно, что сказать: «Этот ветер весит три фунта».

…После знакомства с хозяйкой дома, Хармон вручил подарки. Он чувствовал, насколько они ничтожны, но все же сунул в руки леди Ионе, вымучив какие-то подобающие случаю слова. Принцесса улыбнулась – у нее были очень подвижные губы – и сказала:

– В ваших дарах так много Юга! Все, что приезжает к нам, по пути пропитывается Севером, и это обидно… Но не ваш платок.

Она взмахнула пестрым шелковым лоскутом, любуясь, и повязала на левую руку чуть ниже локтя. Вообще-то, это был шейный платок, но торговец не решился ее поправить: на тонкой руке леди Ионы шелк смотрелся сказочно. Шоколадом она угостила графа Виттора, и тот поморщился: «Горький…». Глаза принцессы тут же сверкнули: «О, горький!» – и она сунула в рот сразу две конфеты.

За столом леди Иона сидела по левую руку от мужа. Она почти не ела, и Хармона это почему-то не удивляло. Принцесса обратилась к торговцу несколько раз. Спросила, бывал ли он в Первой Зиме; затем – откуда он родом и как пахнет его родной дом, и на какой цвет похожа его родная земля; после сказала:

– Хармон, когда снова будете здесь, прошу вас, привезите южную птицу!

– Какую именно, ваша светлость?.. – спросил торговец и принялся описывать всех южных птиц, каких знал. Леди Иона прервала его:

– Нет-нет, выберите вы. Привезите мне птицу с южной душою… я уверена, вы почувствуете.

Но вскоре она забыла о его существовании. Взгляд Ионы перескользнул на людей в нижней части залы, после – на что-то за окном, и ее улыбка дала понять, что мысли принцессы уже очень далеко от этой трапезы и этого дома.

Граф Виттор обожал ее – это виделось в каждом его взгляде, брошенном украдкой в сторону жены, в трепетной бережливости, с которою он трогал Иону за локоть, предлагая вино или кушанье. «Тьма всемогущая, сколько же он заплатил за нее?..» – подумал в какой-то миг Хармон и не смог вообразить себе ответ. Наверное, больше, чем стоит иной город со всеми населяющими его барышнями, их мужьями и детьми… Да уж. Если впоследствии кто-то любопытный, вроде отца Давида, спросит Хармона, отчего тому было неловко на обеде у графа, торговец сможет ответить вполне ясно.

Виттор Шейланд тем временем снова заговорил с гостем:

– Ваш рыцарь выглядит весьма внушительно. Чувствуется человек умелый и благородный. Не представите ли его мне?

Как раз в это время Джоакин, отмеченный графским вниманием, втолковывал что-то сидящему возле него воину – судя по жестам, давал урок фехтования одноручным мечом. Хармона передернуло.

– Мой человек – не рыцарь, и, боюсь, он не достоин знакомства с вашей милостью.

Граф Виттор улыбнулся:

– Иными словами, он не так скромен, как вы, и не удержит язык за зубами?

– Боюсь, что так, милорд.

– Будьте к нему снисходительны. По мне, болтливые люди не так уж плохи – ты всегда знаешь, чего от них ждать.