Джоакин убрал руки от лица. Над ним склонилась леди Иона София Джессика.
– Вам нужна помощь?
Джоакин потрогал языком зубы – вроде, на месте. Ощупал ребра – болят, но могло быть и хуже. Обида и унижение ранили намного глубже, но разве с этим лекарь поможет?..
– Не нужна, миледи.
Он попытался встать, перед глазами покраснело и расплылось. Джоакин вновь оказался на земле, у ног леди Ионы.
– Как вас зовут?
Назвать свое имя, лежа в грязи – что может быть хуже?! «Я запомню вас, Джоакин, как избитого страдальца». Однако, деваться некуда.
– Джоакин Ив Ханна, миледи.
– Зачем вы устроили это, Джоакин Ив Ханна?
– Простите, миледи?..
– Зачем вы начали драку? – леди Иона укоризненно покачала головой. – Вы хотели меня впечатлить? Это скверно, этого не нужно. Такого я навидалась вдоволь в Первой Зиме. Вовсе не забавно и не радостно, когда люди рубят друг друга. Неужели думаете, что забавно?
– Нет, миледи.
– Вас могли убить. С тех пор, как покинула Ориджин, я не видела ни одной смерти. Уже целый месяц. Я радуюсь этому. Ваша смерть меня бы очень огорчила.
– Простите, миледи.
– Мой добрый брат никогда не обнажал клинка в мою честь, и я так благодарна ему за это!.. Глаза Ионы на миг сделались печальными. Затем она провела ладонями по лицу Джоакина, взяла за подбородок, надавила на скулы. Нечто было в этом от тех движений, при помощи которых конюх осматривает зубы лошади.
– Ваши челюсти целы, хорошо. Запомните, Джоакин Ив Ханна: никогда не устраивайте поединков ради девушки. Быть причиной смерти – весьма неприятное чувство. Возможно, оно незнакомо вам. Поверьте на слово.
Затем леди Иона поднялась и ушла. Джоакин думал до этого: ничто не может быть хуже, чем валяться униженным в ногах у прекрасной дамы. Теперь убедился: есть кое-что похуже. Когда девушка равнодушно уходит, оставив тебя лежать на булыжниках.
Горечь и обида переполнили его. Своей снисходительной укоризной, а пуще того – безразличием, леди Иона подчеркнула бескрайнюю пропасть между собой и Джоакином. Хуже всего, что она проделала это совершенно естественно. Графиня не пыталась казаться выше Джоакина – она была выше его, и знала это так же верно, как собственное имя. С липкой досадой в животе молодой воин понял, что Иона не запомнит его даже как избитого страдальца. Он вылетел из головы принцессы, едва та отвернулась. Он слишком зауряден, чтобы занять в ее мыслях хоть какое-то, самое крохотное место. Джоакин не смог простить Ионе ее превосходства.
Он поставил за цель не думать о ней, и спустя недолгое время достиг успеха. Он обладал дивной и ценной способностью: быстро выбрасывать из головы любую память о своих унижениях.
Когда вечером Полли спросила, как же ему понравилась Северная Принцесса, Джоакин ответил:
– Ее происхождение не позволяет мне сказать о ней плохо.
Полли улыбнулась – видимо, от этих слов она подумала, что леди Иона уродлива. Вечером и утром, и следующим вечером Полли готовила ему припарки и ласково поглаживала синяки, прежде, чем приложить к ним влажную тряпицу.
Граф Виттор Шейланд ввел Хармона Паулу в свой кабинет, усадил в кресло, а сам расположился по другую сторону стола. Некоторое время он внимательно рассматривал гостя – так, словно увидал его впервые. Хармон не отвел взгляда. Белая кожа графа и каштановые вьющиеся волосы были словно маской: эти яркие приметы приковывали к себе внимание и не давали различить остальное. Сейчас торговец всмотрелся в лицо феодала и сумел увидеть больше. Тонкая верхняя губа, слегка поддернутая, склонная к ироничной усмешке; открытые честные глаза, но с лукавыми морщинками в уголках. Граф умен и привык видеть людей насквозь. Привык управлять ими не с холодной надменностью первородного, а с веселым огоньком в глазах, с очаровательной добродушной улыбкой. Хармон и сам умел заглядывать в человеческое нутро, и, если надо, запускать туда руки. Так что же, кто кого?..
– Скажите, Хармон, – прервал молчание граф, – со слов моего верного Гарольда я понял так, что вы давно в своем деле?
– Без малого двадцать лет, ваша милость.
– И путешествуете разными дорогами, бываете во всех концах Полари?
– Не во всех, милорд. Есть маршрут, к которому я привык. Им и путешествую.
– Из года в год?
– Верно.
Щупает меня, – без труда понял Хармон. Хочет выяснить, из чего я скроен, чем дышу. На такие вопросы отвечать легко: нужно быстро, уверенно, и при этом – не глупо, говорить чуть больше, чем ожидают услышать.
– И я не ошибусь, если скажу, что выбранный вами маршрут – как раз тот, что приносит наилучшую прибыль?
– Не ошибетесь, милорд. Но дело не только в прибыли.
– В чем же еще?
– Раз в четыре-пять месяцев я проезжаю одни и те же замки, города. В них живут люди, что издавна знают меня, а я знаю их. Знаю, что предложить им, часто они и сами просят, заказы делают.
– Имена ваших покупателей – не секрет?
– Нет, ваша милость, – Хармон назвал нескольких баронов и знатных мещан.
– Эти люди уважают вас?
– Они так говорят.
Пустое бахвальство – ни к чему. Уверенность часто скромна.
– Говорят, что уважают? Есть причины сомневаться в их словах?