Без пощады

Броня корпуса, кажется, выдержала. Но боевые подвески посыпались, звеня, как битые елочные игрушки.

Пилот запаниковал. Машина прекратила огонь, легла на правый борт и вышла из боя. Два других вертолета последовали за поврежденным собратом, беспорядочно отстреливаясь из пулеметов самообороны.

Зенитчики манихеев, отогнав вертолеты, тут же затихли. Экономили боеприпасы? Или боялись до конца раскрыть свои боевые порядки?

Но экипажи клонских бронемашин посчитали, что успели надежно засечь, новые огневые точки. Несколько снарядов разорвались на дне у берегов Стикса, выбросив чавкающие фонтаны воды.

И снова я не увидел в отсветах разрывов ни людей, ни техники.

Уцелевшие на скальной стене манихейские диверсанты не замедлили воспользоваться паузой в обстреле. Около дюжины светящихся пятен пришло в движение.

«Ого! Много их… Когда успели? Под прикрытием самума? Да они действительно нелюди… Разве обычный боец, пусть осназ, сможет при таком ветре ходить по вертикалке, как по бульвару?.. А усидеть там во время ливня, среди клокочущих потоков воды? Ох, не везет клонам с противниками… То на них джипсы навалятся, то манихеи заведутся…»

Я еще не понимал, в чем суть операции, но нутром чуял: просто так таинственные «враги всякой жизни» не стали бы карабкаться по скалам к месту вынужденной посадки конкордианского эскадрона. Тут что-то затевается…

О том же, вероятно, думал и клонский командир. Транспортные вертолеты запустили двигатели.

«Ретируются? А как же бронемашины? Бросят на произвол судьбы?»

Надо признать, ваш покорный слуга не был в состоянии реагировать на ситуацию адекватно. Я был ранен — но не чувствовал боли. Меня в любой момент могли обстрелять — но я не думал о смерти. Скользкая каменная ступенечка заканчивалась в сантиметре от меня, но в голове не помещалось, что дальше — обрыв высотой с десятиэтажный дом, Муть, скальная теснина, бурлящие воды Стикса…

Думаю, вертолеты засекли меня при помощи обычного ноктовизора. После обстрела из зенитных пулеметов они поднялись повыше — так ведь и сектор обзора тем самым расширили!

Пушки вертолетов с удвоенной яростью заработали по дну каньона. А их турельные пулеметы выискивали любое подозрительное пятно на скальных стенах и сметали его стальным шквалом.

Я вел себя как пехлеван в конкордианском синематографе. С экрана прямо в зал несутся штурмовики и летит чоругская расчлененка, но пехлеван хладнокровно смакует поток кровавого бреда. «Ведь это всего лишь картинка…»

Даже если в качестве трупов чоругов использованы реальные трупы чоругов.

Увы, клоны намеревались пойти дальше. И в качестве трупа Пушкина использовать реальный труп Пушкина.

Длинная очередь обдала меня каменной крошкой с острыми, как бритва, краями.

Я инстинктивно дернулся и — потерял равновесие!

Взмахнул руками.

Над ухом щелкнула пуля.

Я чудом удержался на каменном выступе. Присел на корточки.

Спрятаться было негде… Прыгнуть вниз, в неизвестность? Только не это!

Но в тот миг, когда пули должны были размазать меня по скалам, манихеи подали главное блюдо вечера.

Горизонтальный пробой!

Уверен, этот пробой подготовили и инициировали манихейские диверсанты. Головастые ребята, ничего не скажешь…

Запредельно белая в центре, с голубой окантовкой по краям, ослепительная дуга ярче всех молний мира выгнулась над каньоном горбатым мостом.

На этот раз я ослеп не полностью — спасибо завесе дождя.

Штурмовой вертолет, оказавшийся к пробою ближе двух других собратьев, попал в зону теплового поражения. Думаю, пилот и бортстрелки зажарились на месте, как моя курочка. Вертолет не взорвался сразу, но турельные пулеметы заткнулись. Дальнейшая участь потерявшей управление машины не вызывала сомнений.

Но эта жертва была скорее случайной. Самое главное, что западный эпицентр пробоя пришелся вровень с вертолетной стоянкой. Манихеи подсекли пузатые транспортники на взлете!

Форте!

Транспортник, задетый дугой пробоя, развалился на куски. С лопнувших роторов гибнущей машины сорвались уже успевшие разогнаться винты. В считанные секунды они деловито изрубили два соседних вертолета.

Четвертый гигант чудом избегает разлетающихся обломков, но ударная волна так сильна, что машину разворачивает в воздухе — и бросает вниз!

Подкосы крыла с левым кормовым двигателем бьются о землю. Разбился? Нет, пилот еще борется, он чудом уводит машину вправо, зависает над каньоном…

И тут улетевшая далеко вверх стойка шасси транспортника, который взорвался первым, возвращается по крутой параболе и попадает в мерцающий диск носового винта!

Фортиссимо!

Скрежет, предсмертный хрип металла.

В облаке огня валится в каньон громадный транспортник с оторванной пилотской кабиной. Рядом с ним на авторотации падает штурмовой вертолет. Закручиваясь штопором, за ними тянутся щупальца черного дыма с разгромленной стоянки.

Падение происходит сонно, заторможенно…

Как в замедленной съемке…

Но какая здесь может быть замедленная съемка?! Не синематограф же, в самом деле!

Снова бьют зенитные пулеметы.