Без права на ошибку

— Я здесь, — сразу отозвался тот, подбегая.

— Смирновской сюда! Пару пачек «Ады» и закусь. Чтоб единым духом! А потом поднимешь братву — речь держать стану. Уяснил? Живо!

На столе появились бутылка, два граненых стакана, папиросы, краюшка хлеба и колбаса.

— Садись, Студент. Чем богаты, тем и рады, — Ростовский выбил пробку из бутылки, наполнил стаканы. Сначала выпили, как водится, за знакомство, потом за здоровье и успех Савинкова. Студент только немного отпил из стакана, сославшись на больной после ранения желудок. Зато Ростовский пил лихо, почти не закусывая.

— Значит, мы с тобой, братушка, навроде как земляки? Ты на Киевщине гулял, а я там родился и вырос. Но об этом как-нибудь потом, оставим разговор до лучших времен…

— А как же тебя унесло так далеко от родных мест?

— Могутным ветром революции, браток. Я же всего-навсего осколок великого корабля, имя которому анархия. Были у меня когда-то хлопцы на подбор, а теперь осталась одна шабла, к ним особый подход нужен. Пойдем, Студент, нас уже ждут.

— Братва, — сказал Ростовский, появившись в разбуженной ночлежке. — К нам пришвартовался добрый парубок. Прошу любить и жаловать. Кличка его — Студент. — Он тут же распорядился: — Курчавый! Выдай ему из резерва револьвер, заряженный, с полным барабаном. Сделай перевязку, зашпаклюй царапины до единой и прими на полное довольствие. Я все сказал.

— Револьвер мне ни к чему, — возразил Студент. — У меня есть свой маузер. Он в шкапу у вас должен быть.

— А вот на этот счет я свой резон имею, браток. — Ростовский похлопал Студента по плечу. — Я — атаман, а ты пока у меня под началом. К тому же сравни свою хвигуру с моею. Да вот пущай хлопцы рассудят, кому из нас двоих маузер больше подходит.

— Ишь чего ему захотелось! Да кто он такой, чтобы маузер носить? — отозвался кто-то из дальнего угла. — Какого рода? Что за граф-барон?

— Всего-навсего — Студент, — поддержали дурашливо из другого угла, — антиллигентишко, голубая кровь, кисейная барышня.

— Только белоручек нам и не хватало, — присоединился сиплый голос. — Не маузер, а белые перчатки ему полагается выдать и такие же тапочки впридачу.

Поднялся общий хохот и одобрительные выкрики.

— Цыц, Красюк! Ша, братва! — рявкнул Ростовский. — Студента не замать. Таких, как ты, Красюк, и ты, Серый, в нынешние времена на Руси — хоть пруд пруди. Куда ни плюнь — в жигана попадешь. Оба вы — лапти на одну ногу, А он на Киевщине в отряде «Маруси» гулял, в Бутырке гноился, с самим Петлюрой знавался и прочая и прочая… Вы — салаги, ничего подобного и в глаза не видывали. В кого это ты, Красюк, уродился? Кукушкин ты сын, не иначе, только-только вылупился, а уж других из гнезда норовишь вытолкнуть, чучело гороховое!

— Промежду прочим, я — вор в законе, атаман. — Красюк подтянул штаны, узлом завязал на животе полы пестрой рубахи с чужого плеча. Круглое конопатое лицо его посерело, одна щека нервно задергалась.

— Цыц сказано — и баста! — Моряк властно смерил Красюка снизу вверх презрительным взглядом. — Не валяй дурочку, от твоего прошлого одно звание и осталось. Кончай рисоваться, потому как пользы от тебя, как от прошлогоднего снега… Курчавый, укороти и Серого, толку в людях не понимает, а туда же. Блином масляным стлался, когда в «малину» просился, а теперь, гляди-ка, кум королю, еще и права качает.

Сразу все стихло. «Малина» прекрасно знала, что с Ростовским шутки плохи. В припадке гнева здравый рассудок в нем мутился и частенько уступал место неудержимой ярости. Не забылся и последний случай, когда он у всех на виду ударом кулака отправил к праотцам за неугодное единственное слово самого преданного своего слугу-помощника Ваньшу. С того дня правой рукой Ростовского стал Курчавый — человек крутого нрава, озлобленный на весь мир.

— А теперь спать, братва. Через час, кого нужно, разбудят.

Ростовский кивком головы пригласил Студента следовать за собой в кабинет.

— И тебе, браток, вздремнуть не помешает. Будешь иметь отдельный угол, вон там, где лежит матрац и подушка, а одеяло у тебя есть свое, — он потрепал Студента за борт шинели, — Скоро что-нибудь получше раздобудем.

— Бывало и похуже — обходилось, — бодро ответил Студент. — А вот поспать и вправду надо бы: устал с дороги.

Он лег, укрылся мокрой шинелью, но теплее от этого не стало. Лишь на короткое время забылся в полусне-полудреме. Когда открыл глаза, за столом на месте Ростовского увидел Курчавого. Тот сидел, опустив голову. На оголенных по локоть руках хорошо различалась татуировка. На запястье левой — кинжал, обвитый змеей, на правой — цветок тюльпана, проткнутый кинжалом.

— Печь бы затопить, что ли, — сказал Студент, — подсушиться малость требуется, холод собачий.

Курчавый зевнул и сплюнул сквозь зубы.