Без срока давности

«В связи с разбором поданной Могилевским жалобы о пересмотре его дела вскрылись новые обстоятельства, из которых видно, что им в 1938 году по указанию Берии была создана совершенно секретная лаборатория, которая занималась изготовлением различных отравляющих веществ. Кроме того, по заданию Берии Могилевский до конца 1949 года занимался разработкой вопроса отравления пылеобразными веществами через вдыхаемый воздух. Есть необходимость провести тщательное расследование, для чего передать дело в Прокуратуру Союза ССР».

Машина правосудия замедлила движение и дала задний ход, по-новому раскручивая колесо минувших событий.

Настойчивость Могилевского в привлечении внимания к своему делу и собственной судьбе наконец-то была «вознаграждена». Только совсем не так, как он ожидал. В усердии самозащиты он явно не уловил смену направления «ветра».

Глава 21

Легко упрекать задним числом незадачливого Григория Моисеевича в его упрямом стремлении пробиться со своими прошениями и жалобами к высшим чинам, заранее зная, чем все в итоге закончится. Но мы рискнем предположить, что настойчивые обращения к Лаврентию Павловичу не были лишены смысла. Тут Могилевский нутром чуял, что будущий новый глава грозного ведомства к ядам всегда относился с большой заинтересованностью и наверняка знал об успехах начальника спецлаборатории, сумевшего получить такие препараты, которые действовали эффективно, не оставляли и следа в организме жертвы, а самые сведущие эксперты ставили диагноз: паралич сердца. Берия хорошо понимал, что его партийные соратники будут выжидать лишь удобный момент, чтобы с ним расправиться, а значит, надо наносить упреждающий удар. Впоследствии генерал Судоплатов в своей книге воспоминаний напишет, что Берия намеревался вызволить Могилевского из тюрьмы, а значит, интуиция не обманула узника Владимирского централа. Мы приведем этому и другие подтверждения. Лишенный свободы целился точно в яблочко, посылая одно прошение за другим, приводя все новые аргументы, доказательства своей полезности маршалу — именно ему, Лаврентию Берии. Он легкой фразой напоминал, что готов осуществить мечту Берии о мгновенном устранении человека: «вдохнул — и готов», а этот способ так манил и притягивал к себе палача с пухлыми пальчиками.

Однако хитроумный инквизитор устал за долгие годы от борьбы за свое выживание. Устал, борясь с маниакально подозрительным и беспощадным Кобой. Ведя незримый поединок со своими не менее кровожадными соратниками, которые, как Ежов, очень хотели заточить Берию в тюремную камеру, упрятать в лагерь, а еще лучше — отправить на тот свет. Из всей партийной верхушки, захватившей власть после смерти Сталина, Берия мог серьезно опасаться только одного человека — Никиту Хрущева. С Маленковым они дружили, правда, в мае 1953-го между ними словно кошка пробежала, их поссорили, но «большой мингрел» тогда еще Георгия Маленкова не опасался. Пристрастившийся же к рюмке Булганин большого веса в этой компании не имел.

Хрущев был не только честолюбив и завистлив, ему давно не нравилось особое положение Берии в окружении Сталина. Да, мог и гопак перед Сталиным сплясать, изображая этакого крестьянского шута, но в нем была крепкая мужицкая хватка, и во взгляде нет-нет да проскальзывала такая отчаянная решимость, что у бывшего всесильного наркома НКВД мурашки пробегали по спине. Недаром Никита Сергеевич скромно вошел сразу же в четверку секретарей, где пока еще не существовало никаких разграничений на первого и второго, как в начале тридцатых при Сталине, но тогда все знали, кто первый. И Хрущев с первых часов своего секретарства всем дал понять, кто тут первый. И Берия сразу же стал посылать письма на имя Хрущева, усыпляя его бдительность и признавая за ним это право на первенство. Но от этого невысокого, плотного парубка исходила для Берии и опасность. Он это чувствовал, но, возглавив после смерти вождя Министерство внутренних дел, по наивности надеялся, что в запасе есть еще полгода, а пока надо заново возродить прежний аппарат НКВД, чтобы он работал как часы, и тогда никто не посмеет диктовать ему свою волю. И конечно же Берия вспомнил о Могилевском — о своем штатном знахаре, потому что его-то труды и старания потребуются в первую очередь, когда придет черед убирать Хрущева. Тихо, незаметно и аккуратно. Как ушел Сталин. Всесоюзная скорбь, почести, два-три года на память. И все.

Надо полагать, что он внимательно и сам читал слезные письма Могилевского из застенков Владимирской тюрьмы и предвкушал миг торжества, когда из грязи своими пухлыми пальчиками он вызволит старого еврея и снова вознесет, прикажет немедля приготовить то, что ему требуется. И колдун будет стараться, и сделает все. Но выход на сцену этого знахаря с ядами был запланирован лишь во втором акте, а пока Берия предпринимал отчаянные попытки завоевать уважение и любовь всего советского народа. Первым шагом к достижению популярности стало предложение Лаврентия Павловича объявить широкомасштабную амнистию бывшим заключенным.