Без срока давности

И вдруг где-то на десятом эксперименте Григорий Моисеевич сделал первое в своей новой профессии открытие. Стоило изолировать человека в пространстве с очень высокой концентрацией угарного газа, а затем через две-три минуты после смерти вернуть его в нормальную атмосферу, как большинства признаков отравления в организме погибшего не оказывалось. Он установил, что смерть наступала после двух-трех вдохов.

Неужели успех? Неужели идея товарища Берии уже близка к своему воплощению? Эксперимент повторили несколько раз — результаты снова оказались положительными. Первым об этом конечно же узнал самый заинтересованный человек — комендант НКВД Блохин.

Через каких-нибудь пару недель после известия о неожиданном открытии в подмосковном филиале НКВД Кучино появилось нечто между фургоном и автобусом. Это болотного цвета неуклюже двигающееся сооружение по инициативе и при непосредственном участии Блохина изготовили заключенные. Сняли с шасси обычной грузовой автомашины борта, вместо них установили высокий металлический кузов без окон. Изнутри фургон выкрасили тем же зеленым цветом. Внутренняя стенка со стороны кабины имела многочисленные отверстия, диаметром около десяти миллиметров. Через них по специальной трубе при помощи вентилятора внутрь закачивался газ или воздух. Другой конец трубы был оборудован специальным приспособлением, позволявшим подсоединять к нему газовый баллон, который закреплялся между кабиной и фургоном. Единственная массивная дверь была уплотнена для герметичности резиной и закрывалась снаружи на висячий замок.

Демонстрируя Григорию Моисеевичу свое изобретение, Блохин не скрывал удовлетворения, связывая с ним наступление прямо-таки новой эпохи в процедуре приведения в исполнение смертной казни.

— Кажется, мы находимся почти у цели, Гриша! — радостно говорил он. — Теперь не будет ни стрельбы, от которой уже оглохла половина моих бойцов, ни этой самой крови. Всегда и всем давно талдычу — мои люди сходят с ума, бесятся, вешаются, спиваются! Соображаешь, до чего мы додумались! Это же ордена, Гришуня, премии!

— Тихий уход в иной мир врагам народа мы обеспечим, — согласно кивнул Могилевский, не очень-то веря, что за душегубку дадут орден. — Подождите еще немного, дайте только мне развернуться по-настоящему. Вы еще не такое увидите. Скоро все будут удивлены возможностями лаборатории.

— И пускай после этого кто-нибудь посмеет обвинить нас в негуманности! — грохнув кулаком по фургону, грозно воскликнул Блохин. — Французы придумали какую-то там гильотину, думали, облегчили страдания несчастным, без топора головы отрубают, палача никто не видит. Дураки, разве это лучше плахи? Человек же соображает, что ему сейчас голову рубить будут. Разве не мучается в последние минуты жизни?

— С этой точки зрения, наши испытания действительно гуманней, — согласился Могилевский. — Привели «птичку», наговорили чего-то насчет отмены расстрела. И заметь, мы никого не обманываем. Объявляя, что отменили расстрел, мы говорим чистую правду. У наших «пациентов» даже настроение поднимается. Помнишь этого интеллигентика на первом эксперименте? Выпил на радостях стопку, извиниться хотел, что пьянеет быстро… Ведь после принятия яда сознание отключается почти мгновенно — и человек уже ничего не воспринимает.

— Да, ты прав. Незаметно травить врагов народа намного лучше. Здесь мы даже американцев опередили с их электрическим стулом! Там человек трясется, мучается, бедный. От тока, понимаешь, далеко не у всякого сразу сердце останавливается. Минут десять держат под напряжением и потом, когда выключат, еще проверяют. Если жив — снова ток пускают. Тоже мне цивилизация…

Блохин так обрадовался, что затащил Могилевского в свой кабинет, открыл бутылку водки, достал закуску. Хозяйничали все те же девки, днем работавшие кастеляншами, горничными, официантками, уборщицами в большом хозяйстве коменданта. И, находясь в его подчинении, в свободные дни эти сотрудницы превращались в добровольных шлюх, ублажая хозяина и его гостей, за что получали дополнительные поблажки, премии. Некоторым, наиболее отличившимся Блохин пробивал комнаты, квартиры, они выходили замуж, рожали детей, иногда продолжая посещать гулянки коменданта. Были и такие, которым нравилось получать удовольствие от такой гульбы, и они не хотели менять веселую жизнь на скучный семейный быт.

— Думаю, наша затея ничуть не уступает американскому изобретению, а то и похлеще будет, — пропустив первую стопку, возвратился к своей теме Блохин.

— Глядишь, и не зря стараемся. Может, еще и в историю войдем, — с некоторой иронией в голосе ответил Могилевский.

— Ты, Гриша, не умничай и не язви. Дело серьезное. Надо сделать так, чтобы к осужденным к высшей мере наказания никто и прикасаться не смел. Завели — поехали, остановились — вынесли трупы. Завели — вынесли, а?! — мечтательно говорил комендант. — Главное для арестантов — полная неизвестность!

— Угу, — проглотив кусок бутерброда, поддержал коменданта начальник лаборатории.