На коленях я пополз вниз по склону, следуя за отпечатками на снегу. Цепочка следов хаотично извивалась. «Здесь играли дети», – догадался я. А вот большой след – он принадлежит взрослому, их отцу. Я поднялся на ноги и пошел по следам, выписывая кренделя. Цепочка вихляла то влево, то вправо, вела сквозь толщу кустов, растений и дубовых ветвей. Каждая квадратная отметина на снегу воодушевляла меня и влекла дальше. Отпечатки выведут на дорогу.
И тут я что-то услышал. Голос.
Глава 36
Пилот Роб провел нас…
…по приангарной площадке к одному из стоявших в рядок четырехместных самолетов «Цессна». Отец поглядел на небо, сплошь затянутое серым.
– Ты уверен, что в такую погоду можно лететь? – спросил он Роба.
– Конечно. Всего-то пара облачков, – ответил пилот. – Мы наверняка до них и не поднимемся. Никакого риска.
Отец еще раз взглянул на небо.
– Ну ладно, – сказал он.
Глава 37
Ветер уже дурачил меня…
…прежде, поэтому я отмахнулся от звука голоса. Следы ботинок делали круг, и я все шел по ним, пока не понял, что возвращаюсь обратно. Тело охватила паника, вбрасывая в кровь адреналин, и я весь затрясся. И без того было трудно разобраться в запутанных следах, а выброс адреналина совсем задурманил мне голову.
И тут со стороны каньона донесся крик:
– Эй! Есть здесь кто-нибудь?
Я моргнул. Казалось, голос раздавался отовсюду одновременно. Я перевел взгляд на отпечатки ботинок, словно боясь, что они таинственным образом исчезнут. Они-то точно реальны, а вот голос – еще неизвестно. Я заорал в ответ:
– На помощь! Помогите мне!
– Эй! – крикнули мне, и это не было похоже на ветер.
– На помощь! – отозвался я.
– Кричи еще! – раздался мужской голос. – Я иду на крик!
Я кричал еще и еще и побежал вниз по склону, к тому месту, откуда, как мне казалось, доносился звук. Я огибал дубки, как шесты на слаломной трассе. И наконец вышел на грунтовую дорогу, залитую матово-белым светом.
Мать твою! Я это сделал!
Пошатываясь, я брел по дороге и продолжал кричать невидимому голосу.
На этот раз он раздался прямо за поворотом. Внезапно мне навстречу выбежала тощая, коричневого окраса собака. Следом появился подросток, одетый в курточку поверх фланелевой рубашки в клетку. Парень замер на месте, и я подошел к нему.
– Ты идешь с места катастрофы?
Меня поразило, что он знает о крушении.
– Да, – ответил я.
– Там, наверху, еще кто-то есть?
– Да. Мой отец и его подруга Сандра. Пилот погиб.
– А что с твоим отцом?
– Умер или просто без сознания, – эти слова сорвались у меня с языка, и я не сумел их остановить. – Я тормошил его, но он не очнулся.
Паренек ошеломленно уставился на меня. Потрясенное выражение его лица и произнесенное вслух слово «умер» обнажили всю безнадежность случившегося – отец ушел навсегда. Никогда больше он не поднимет меня с утра на хоккейную тренировку, никогда не подтолкнет на волну, никогда не укажет на то, какая красота скрыта в буре. Боль пронзила мои кости, хрупкие, промерзшие, готовые вот-вот рассыпаться. На спину навалилась невыносимая тяжесть, ноги задрожали. Я больше не мог смотреть на опечаленное лицо паренька. Он был живым доказательством того, что все это происходит на самом деле, что мой папа умер.
Я глядел в землю, изо всех сил напрягая позвоночник, чтобы не рухнуть.
– Понести тебя?
– Не надо, я в норме.
Но он все равно поднял меня и понес на вытянутых руках. Я не сопротивлялся. Его руки впивались в меня, как ножи. Боль прокатилась по телу и пронзила голову. Она была такой сильной, что я весь скорчился: и разум, и тело скрутило в бараний рог.
Парень нес меня вниз по дорожке, а я оглядывался на горы. Хотя они были скрыты за плотной пеленой облаков, я отчетливо знал, что таилось там, в сердце бури. На какое-то мгновение мне открылась вся линия моей жизни. Упорное стремление отца вытолкнуть меня за пределы зоны комфорта, его желание вылепить из меня свой маленький шедевр, и даже то, что я был вынужден противостоять дурным пророчествам Ника, – все это вдруг предстало в совершенно ином свете. Передо мной вдруг пронеслись все наши злоключения, все стычки – все то, что приводило меня в бешенство и из-за чего я порой проклинал отца. Одна картинка подталкивала другую, как падающие друг за другом костяшки домино, и они сменялись все быстрее.
Я смотрел, как беснуется над горами буря, а в голове билась мысль об отце, который по-прежнему оставался там, в ловушке. А мне удалось вырваться. Теперь я знал, знал абсолютно точно: именно те испытания, через которые он заставил меня пройти, и помогли мне выжить.
Сгустились темно-серые сумерки. Парень, который представился Гленном Фармером, дотащил меня до лесопилки неподалеку от ранчо. Возле нее стояла высокая светловолосая женщина. Она смотрела, как мы приближаемся, а затем вышла на середину дороги, и Гленн передал меня ей с рук на руки. Увидев черные синяки у меня под глазами, раны с запекшейся кровью и ободранные костяшки пальцев, женщина в ужасе зажмурилась, но уже через секунду ее плотно сжатые веки раскрылись, и взгляд смягчился.