Без ума от шторма, или Как мой суровый, дикий и восхитительно непредсказуемый отец учил меня жизни

Волна высотой в два с половиной метра застала нас врасплох. Ветер на мгновение задержал ее наверху, и мы как раз успели скользнуть внутрь. Следующая волна была еще больше. Поначалу невидимая за брызгами разбившейся первой волны, она низверглась с неба, как птица с огромными крыльями, заслонив свет, так что вокруг стало на десять тонов темнее. Верхушка гребня обрушилась мне на спину и столкнула с доски, а остальная масса воды загнала меня в черную глубину. Меня завертело, и я приказал себе отдаться на волю волн. Я надеялся, что не ударюсь о скалу. Когда я вынырнул, доски на том конце шнура не оказалось, а сам я находился напротив спасательной станции, почти в ста метрах от мыса.

Я поплыл к берегу, и течение сносило меня к югу. Прилив был довольно высокий, и я смог лечь на воду всем телом и проскочить над скалами на крутой прибрежной волне.

Я оглядел бухточку в поисках доски и увидел Ника – он стоял над спасательной станцией в своем желтом дождевике и с зонтом. Доска валялась у него под ногами. Он помахал мне, и я помахал в ответ.

Я побежал против ветра, и, когда добрался до Ника, язык у меня был на плече.

– Ну что, с тебя хватит? – спросил он.

Руки у меня повисли, как плети. В голове все звенело, и из-за головокружения мне казалось, что на лице Ника мелькают белые блики. Я потряс головой и поднял доску с земли. Не глядя на него, я побежал обратно к мысу. Привязал все, что осталось от моего шнура, к штифту доски и сделал три узла. Я знал: если накроет большая волна, привязь все равно меня не удержит. Мне не удастся стравить шнур и занырнуть вглубь: он порвется, и опять придется плыть против течения, а сил у меня оставалось уже гораздо меньше.

Я продирался сквозь пенные стены и жалел, что так мало поел. Я снова оказался к югу от лестницы Бэрроу. Сделал десять гребков, передохнул, сделал еще десять. За каждую передышку течение сносило меня на пять гребков назад. Тогда я решил двигаться медленнее, но не останавливаться. Через двадцать минут мне все-таки удалось добраться до мыса. В море были Шейн и Трэфтон.

– А где Рохлофф? – спросил я.

– Может, его уделал последний сет, – предположил Шейн.

Я высматривал Рохлоффа на пляже, но его нигде не было. Увидел я только желтый силуэт Ника на песке. Вспомнив, как он сказал: «Ну что, с тебя хватит?» – я преисполнился решимости прокатиться на этих огромных волнах. Почему-то мне казалось, что, если я спасую, Ник окажется прав насчет моего характера. Я сам дал ему эту возможность, а теперь должен был отобрать ее.

Я погреб к мысу, дальше Шейна и Трэфтона. Я знал, что они считают, будто я захожу слишком глубоко, но не оглядывался и внимательно всматривался в едкую взвесь воды и ветра, застилавшую горизонт.

Накатила волна, и я погреб к ней. Трэфтон и Шейн завизжали, желая поддержать мой боевой дух. Я забрался под «губу» и повернул голову, подставляя макушку береговому ветру. Чтобы разглядеть хоть что-то за косыми струями дождя, приходилось скашивать глаза. Тут «губа» надо мной раскололась под ветром. Я начал задыхаться от хлынувших брызг, так что пришлось закрыть рот.

Хвост доски задрался, я устремился прямиком вниз и прыжком встал на ноги. Ветер задувал под доску, я перенес вес на стоявшую впереди ногу и попытался прорваться в «карман», но доска лишь зарылась носом в воду. Я изо всех сил уперся ногами в хвост доски, и нос высвободился. Я спустился по стенке волны только наполовину, а гребень уже нависал надо мной. Под доску задувало, потому что она шла с небольшим скосом, и береговой бриз, царапавший стенку волны, едва не перекинул меня через «губу». Я как раз успел опустить борт под гребень, как вдруг меня опять сбросило на стенку. Доску швырнуло назад, и нос задрался вверх, как у мотоцикла, выполняющего маневр на заднем колесе. Мне пришлось раскинуть руки в стороны, чтобы хвост не зарылся в воду. Я потерял скорость, а стенка волны вздувалась и ширилась, грозя поглотить меня. Размахивая руками вверх-вниз, я лихорадочно завертелся и принялся пружинить ногами. Как только борта сцепились с поверхностью и доска начала слушаться, я пригнулся, уклоняясь от надвигавшегося гребня. Еще несколько пружинящих движений, и доска, сильно дергаясь, заскользила по поверхности. Тогда я согнул колени, чтобы скомпенсировать вибрацию, и доска ровно зашла в «карман».

Я направлял ее вверх-вниз, хотя и рисковал оказаться слишком близко к гребню и ухнуть вниз вместе с волной. Из-за этого я развил бешеную скорость: береговой ветер подгонял меня снизу, как реактивная струя. Гребень в очередной раз чуть не снес мне голову, и на секунду пробудились опасения. Однако я отогнал их прочь, еще энергичнее сгибая и разгибая колени. Я развил такое же ускорение, как бобслейные сани на вогнутом участке трассы. Казалось, мне передается сила волны; я словно бы вырастал из нее. Я подстроился под ее ритм, и внезапно двигаться стало очень легко. Вместе мы взлетели ввысь, сильные и свободные.

Рохлофф сидел на песчаной отмели. Когда я выбрался на берег, он подбежал ко мне и дал мне пять.