С колотящимся сердцем он открыл дверь и осторожно шагнул внутрь. Позвал Мишель. В доме стояла зловещая, глубокая тишина, прерываемая только потрескиванием, и этот запах, он чуть не сбил их с ног. Они завязали рты чем могли. «Я всё поняла, – говорит Алисса. – Поняла. Сразу же поняла». На подвальной лестнице Салли увидела детей, а у ее основания – Роки. На его лице застыла гримаса. Она преследует Салли по сей день. Открытые, пристально смотрящие глаза. Воплощенное зло. Лицо дьявола. Салли пришлось долго вглядываться в это лицо, чтобы убедиться, что это действительно Роки. Теперь ей не забыть. Лицо, искаженное агонией и яростью. Лицо человека, которого когда-то любили. Позже Салли скажет, что на лице Роки отражались его «страсти». «Он пережил много боли, – говорила она, – его исковеркала жизнь». Но чтобы это понять, Салли потребовалось много лет. Салли не видела Мишель, но она знала. Она знала. И она обмочилась прямо там, на лестнице, а потом выбежала из дома к обочине. Салли зашла к соседям, позвонила от них в полицию и одолжила сухие штаны.
Алисса выбежала на середину двора перед домом, упала на колени, и ее вырвало.
Пол выбежал на задний двор, он искал Мишель, он думал, что, может быть, может быть, она всё еще жива, может быть, она выжила, может быть, она где-то здесь. Он побежал в гараж, к Мустангам Роки, и обнаружил кассеты и записку.
Приехала полиция. И они нашли Мишель.
Я не могу здесь больше жить
Вечером Дня благодарения, на следующий день после того, как Мишель, Кристи, Кайла и Роки нашли в выжженном доме, Сара вышла в продуктовый магазин. Бывало, она терялась среди полок, ведь обычно за покупками ходил Гордон. А сейчас женщина была как будто в трансе: все эти родственники, которые приехали на праздник… Ведь это конец привычной жизни, но почему-то они должны продолжать быть людьми, выполнять все эти рутинные действия: есть, спать, мыться, одеваться. В этом году они праздновали День благодарения в ресторане Перкинс, почти в полной тишине. Сара подумала, что вечером после праздника в магазине никого не будет, так что она забежала туда, но в очереди к кассе встретила бывшую коллегу с дочерью. Она поздоровалась с Сарой, пожелала ей счастливого Дня благодарения. Сара ответила на поздравление, хотя и не помнит как. Женщина представила свою дочь и сказала, как здорово, что внуки и вся семья сейчас в сборе. Она достала фотографии детей и показала Саре. Такие милые. И, кстати, а есть ли внуки у Сары?
Ну и? Есть у нее внуки? Вчера их было четверо. А сейчас двое. Это значит у нее четверо внуков, или всё же двое? Как это посчитать? Убийство плюс убийство плюс убийство. Сара не знала ответа. У меня есть… у меня было. Четверо, сейчас двое. Их больше нет. Всё как в тумане. Она не знала, что отвечать.
Их? Сара помнит, как женщина переспросила. Их обоих? И Сара впервые сказала это вслух: ее внуков застрелил их отец.
К тому времени история прогремела по всей стране: от Биллингса до Солт-Лейк-Сити и Спокана.
Лента для покупок остановилась, продавщица вышла из-за прилавка и обняла Салли, и четыре оглушенные болью женщины стояли так, замерев в флуоресцентном свете ламп, не находя слов.
После такой всеобъемлющей потери переосмысливаешь свое место в мире. Семья Мишель сделала в точности то же самое, что и Кэмпбелл, когда она узнала о смерти Энни: они задались вопросом о том, что же они упустили, как бы они могли вмешаться. Близкие Мишель винили себя. Они замкнулись в своей боли. Салли, Пол, Алисса, Мелани, Гордон, Сара, Эйван… все они несли эти вопросы как тяжелое бремя. Салли набрала вес и в одночасье состарилась. Алисса впала в транс, она ссорилась с Эйваном, пыталась запечатлеть образ Мишель, с маниакальной частотой рисуя и стирая те же линии снова и снова, годами, как будто находилась в плену бумаги. Жизнь Сары и Гордона застыла где-то между горем и виной, в своем личном чистилище без входа и выхода. «Мы потеряли их всех так же, как и остальные, – говорит Сара, имея в виду семью Мишель, – но вся вина лежит на нас».
Салли снились сны. Эти бесконечные сны длились годами. Ей снилась Мишель и внуки, а в ее доме происходили необъяснимые вещи: вдруг включалась автоматическая игрушка Кайла, к которой никто не притрагивался месяцами. Салли чувствовала их присутствие. Что-то дотрагивалось до ее руки, и она понимала, что это Мишель.
Мелани носила под сердцем ребенка, так что Салли, которая была бабушкой, а потом перестала быть ею, снова стала бабушкой через несколько месяцев. Мальчика назвали Митчелл. В память о тете, которую он никогда не увидит.