Без войны и на войне

Появление танковых, авиационных соединений давало право нашим военачальникам ставить небывалые дотоле задачи войскам, принимать смелые, оригинальные решения.

В академии действительно сочетался огромный масштаб изучаемых проблем с предельно конкретным освоением практических навыков, необходимых командиру с академическим образованием.

Наряду с общими задачами по управлению войсками на возможных театрах будущей войны слушатели Особой группы учились вождению танков, сдавали зачет на штурмана авиации, вели артиллерийские стрельбы, выезжали на моря, где знакомились с кораблями и подводными лодками.

Военная академия вооружала нас современными взглядами на ведение боя и операции, а дальше нам самим, обучая войска, оставалось работать над собой, следить за развитием военной науки и совершенствоваться.

Особый факультет пользовался исключительным вниманием начальника академии Бориса Михайловича Шапошникова. Он лично присутствовал на занятиях и на оперативных играх. Наряду с изучением современных форм борьбы и прогнозами на будущее, мы серьезно постигали военную историю, расширяли свой кругозор.

Я с признательностью вспоминаю Бориса Михайловича и по личному поводу. После моего доклада о Мартовской операции 1918 года профессор военной истории Коленковский рекомендовал командованию оставить меня преподавателем академии. Всегда внимательный, Шапошников после моих настоятельных просьб и доводов согласился, что мое место в строю, хотя я очень люблю историю. Любил ее глубоко и наш начальник академии, лично руководивший военно-историческими поездками по полям сражений Гражданской войны».

В годы войны в походном чемодане отца лежала суворовская «Наука побеждать» 1943 года издания, на страницах которой сохранились многочисленные пометки. Эта книжка кочевала вместе с ним по фронтовым дорогам, истрепалась и пожелтела – заметно, что отец любил ее перечитывать. Он часто возвращался к мысли Суворова о том, что руководство боевыми действиями – это прежде всего вдохновение, и именно оно требуется командиру перед принятием самых сложных решений.

1937 год

Тему 1937 года и репрессий в стране и армии отец откровенно обсуждал с Константином Симоновым. Результатом этих бесед, состоявшихся в Барвихе в феврале 1965 года, стала глава в книге «Глазами моего поколения», изданная уже после ухода писателя из жизни.

Отвечая на вопросы Симонова об уничтожении значительной части руководства армии (Тухачевского, Егорова, Якира, Блюхера, Уборевича и многих других), расстрелах примерно двух третей (от комбригов до комкоров) высшего командного состава, а также воздействии самой атмосферы арестов, страха на моральный дух армии, Конев подтвердил, что все это имело глубоко отрицательное влияние на момент начала войны. А вот об уничтожении военной элиты он высказался более детально. По его мнению, эту проблему нередко педалируют, представляя дело так, что если бы эти военачальники не были бы оклеветаны и не погибли в период репрессий, а стояли бы во главе армии к началу войны, то и вся война выглядела бы иначе.

Конечно, Симонов и сам понимал умозрительность подобных рассуждений, как понимал и право людей, которые в ходе войны «выросли» и оказались у руководства армией, помнить об этом и относиться с известной нервозностью к разговорам о том, что все пошло бы по-другому, если бы были живы те, кто погиб в тридцать седьмом – тридцать восьмом годах. В свою очередь, не уходя от существа вопроса, отец тем не менее считал, что к оценкам уровня командования и военного потенциала этих людей в целом, следует подходить строго индивидуально. По его мнению, представить, чтобы, например, маршал Блюхер справился в современной войне с фронтом – невозможно. Поскольку «по уровню своих знаний, представлений он недалеко ушел от времен Гражданской войны».

Говоря о маршале Тухачевском как о человеке даровитом, волевом, имевшем хорошую теоретическую подготовку, Конев тем не менее отмечал присущий ему дух авантюризма, который проявился еще в польской кампании 1919–1921 годов. По словам отца, он подробнейшим образом изучал эту кампанию, и, каковы бы ни были ошибки Егорова, Сталина на Юго-Западном фронте, сваливать на них вину за неудачу под Варшавой не было оснований: движение армии самого Тухачевского с оголенными флангами, с растянувшимися коммуникациями и все его действия в этот период вызывали немало вопросов. Говорил Конев о проявившихся уже тогда бонапартистских замашках Тухачевского, которые он демонстрировал и впоследствии. Кроме того, Тухачевский не прошел ступень за ступенью всю военную лестницу и, хотя некоторое время был командующим округом, но непосредственно войсками командовал мало. Тем не менее, по мнению Конева, Тухачевский вполне мог бы с пользой для дела занимать один из высших командных постов во время Великой Отечественной войны.