Безбилетники

– Да ладно вам, не Гималаи. Вот сколько ты на девятый этаж поднимаешься? Пять минут. А сверху смотришь, – уже высоко. Теперь представь, куда ты поднимешься за два часа? Это ведь недолго. Тридцать метров – это пускай пять минут. Триста – меньше часа. Три часа – километр. А тут всего полтора. Накинь час на отдых. Выйдет часов в пять в одну сторону, и то если очень медленно. Вниз – и того проще, за час спуститесь. Зато там… Сердце останавливается. А если вам все равно, где ночевать, – так идите туда. Вы ж свои, волосатые, они своих же не бросят.

– А вон то что за горы? – Монгол кивнул налево, где виднелся сине-зеленый массив прятавшихся в облаках пиков.

– Там Роман-Кош, высшая точка Крыма. Красота первозданная, – прицокнул языком водитель. – Но туда лучше не соваться: заповедник и правительственная дача. Если егеря поймают – это еще полбеды, а вот если президентская охрана… Они на всю голову больные, им везде покушения мерещатся. А при достаточном усердии за поимку особо опасного туриста можно и звездочку на погон заработать. Ну, вы поняли. И других мест хватает. Тут можно всю жизнь ходить, и все не излазить.

– А как на это Демерджи попасть? – спросил Том.

– Нужно до Лучистого доехать, это село на склоне. Только я туда не еду. А до Алушты могу подбросить. Едем?

– Едем! – сказал Монгол.

– Какие тут названия! Лучистое, Приветное, Родное. Прям романтика. – Том вертел головой, разглядывая знаки. Настроение у него приподнялось.

– У меня теща в Приятном Свидании живет, – усмехнулся водитель.

– Красиво там? – тут же откликнулся Том.

– Конечно… «Черный квадрат» Малевича видели? Это он там рисовал. Ночью.

И водитель весело захохотал.

– Эх, да Крым – это лучшее место в мире. Это я вам как моряк заявляю. Я по всему миру на сухогрузах ходил. В Норвегии был, в США, в Канаде, на Кубе. Да везде. У нас тут сама земля такая. Добрая, плохого не терпит. Тут каждый бомж – Диоген. Лучше Крыма на свете места нет, и быть не может. А знаете, почему?

– Почему?

– У нас море другое, закрытое. Вот взять, к примеру, океан. Он ревет, валы длинные катит. Грохот стоит, будто под водой турбина работает. Средиземное море, Карибское там, всякое. На берегу спокойно не посидишь, не расслабишься. А у нас море – ласковое, тихое. Иногда пошумит, конечно, – но это так, для порядку. Характер показывает. Ну, и соли мало. Можно нырять и даже глаза не закрывать. В океане так не получится. Такое вот у нас море. Ручное, малосольное. Оно не только тело, оно душу лечит.

– Как бы нам их найти, наверху? – допытывался Том.

– Та сколько той Демерджи? Поднимитесь – узнаете. Может, услышите даже. Они же молчать не будут.

– Интересно, а про Бермудский треугольник правда? – спросил Монгол.

Водитель минуту ехал молча, думая о чем-то своем. Затем ответил.

– Я не был. Друг мой был, Петька. Он на барке «Крузенштерн» матросом ходил. Есть у нас такой парусник, трофейный. Короче, плывут они на Бермудах, смотрят, – яхта без якоря болтается. Посмотрели в бинокль, – на борту никого. Прочитали название, позвонили в ближайший порт, уточнили. Оказывается, что эта яхта неделю назад как утонула. Народ едва успели вертолетом эвакуировать. Владелец – американец, уже страховку оформлял. Ну, они взяли ее на буксир, и в ближайший порт притащили. Вот и вся история.

– Значит, – правда?

– Правда.

Машина остановилась у алуштинского автовокзала.

– Вон она, Демерджи, справа по борту, – водитель кивнул на курящуюся в грозовых облаках зеленовато-коричневую громадину.

– Спасибо!

– За спасибо солнце светит! – шофер дал по газам, затем вдруг остановился, сдал назад.

– А знаете, как их хозяин яхты отблагодарил? Выставил им ящик шампанского. Такие они, капиталисты. – Он сплюнул в окно и уехал.

Они стояли и молча смотрели на гору. Тому вдруг страшно захотелось оказаться там, среди далеких, будто отлитых из воска, каменных столбов. Защемило сердце, будто он был уже там, – давным-давно, в далеком сне, в детстве, в переживании бабушкиной сказки, когда все предметы были огромные, но не пугали, а восхищали своими размерами. Гора манила его смутным, сосущим под ложечкой обещанием чуда.

– Что думаешь?

– Что я, дурак, туда лезть? – прозаично сказал Монгол.

– Ты же вроде не против был?

– Я? – удивился Монгол. – Пошли купаться. Заодно ноги полечишь.

– Ну да. Да я бы и не дошел. Ноги болят до сих пор. – Том бросил прощальный взгляд на гору.

– Ты что, не вкурил? Здесь же мой дядька живет, – сказал Монгол. – Давай искупаемся, чтобы тебя отпустило, а потом уже к дядьке зарулим. Он такие истории знает! Про концлагерь, про немцев. Про французских партизан.

Алушта показалась им шумным, как базар, пыльным и бестолковым городом. Здесь было то тесно, то неудобно, то как-то чересчур просторно. Изнывая от духоты, они долго брели к морю, пока, наконец, не заблестела перед ними на солнце широкая набережная. За ней грохотало почерневшее от непогоды море.

Том лежал на берегу, наполовину забравшись в воду. Ноги покалывали.

Монгол лениво швырял в воду камешки. Безмыслие и полная беспечность овладели обоими.

– Слышь, Том?

– Чего?