Бездна и Ланселот

И вдруг все исчезло, как сон. Снова вокруг были скалистые крымские горы, над потемневшим морем клонился к закату красный лик солнца, а на дороге среди беспорядочно брошенных машин молча стояли растерянные взрослые люди, чувствующие себя детьми, которым не дали дослушать перед сном чудесную сказку. Тишину нарушил лишь шорох камней, осыпающихся под сапогами, – это с горы спускались немецкие солдаты, держа руки вверх и складывая на шоссе свое оружие… Больше не было ни удивленных возгласов, ни долгих разговоров. Пряча друг от друга глаза, как будто им было за что-то друг перед другом неловко, люди торопливо разместились по машинам, разъехались и разошлись в разные стороны. Лишь английский премьер-министр ненадолго задержался. Он раскурил свою очередную сигару и некоторое время задумчиво смотрел в небо, как бы ожидая чего-то или кого-то, но потом уехал и он. А над тем местом, где только что могла открыться новая преисподняя, кружили лишь ночные птицы да посвистывал зимний крымский ветер.

* * *

На следующем, последнем заседании конференции стороны сразу обо всем договорились. Черчилль снял все свои возражения, а Сталин согласился разделить Германию на несколько оккупационных зон, отдав все их, кроме советской, союзникам. Было принято также решение о создании для поддержания всеобщего мира новой универсальной международной организации, объединяющей все нации Земли, которая станет принимать обязательные для всех решения и где все основные вопросы безопасности будут решаться только на основе единогласия всех великих держав.

На последнем банкете в честь завершения конференции Сталин подарил всем участникам русские сувениры, а Черчиллю – целую бочку полюбившегося ему выдержанного армянского коньяка «Двин», сопроводив это словами:

– Предлагаю тост за премьера Черчилля! Вот нас называют «святой троицей» – Сталин, Рузвельт, Черчилль. А мы никакая не «троица», потому что господин Черчилль все время летает на самолете, долго парит в воздухе, с кем-то там общается. Значит, господин Черчилль – это «святой дух», такой же, как тот, что сидит в этой бочке. Вот за него я и предлагаю выпить…

Был ли этот двусмысленный тост случайной шуткой, или Сталин знал намного больше о том, какими делами занимался Черчилль, останавливаясь в доме со львом в Симферополе, так и осталось неизвестным.

Рузвельт со всей своей командой провел последнюю ночь в Крыму в Севастополе на борту «Катоктина». Вечером он пригласил Ланселота к себе в каюту и, глядя ему прямо в глаза, проникновенно произнес:

– Ланселот, извините, что я не имел возможности сказать это вам раньше, но говорю сейчас: вы спасли жизнь президента Соединенных Штатов, за что я и американский народ будут вам вечно обязаны и благодарны! Но не следует думать, что все будут этим обстоятельством очень довольны. Кое-кто сделает все, чтобы расстроить наши планы и снова рассорить с русскими. Не думайте, что союз моих и ваших недругов с дьявольскими силами сам по себе исчезнет от того, о чем мы только что договорились в Ялте. Знайте, что именно теперь нам, как никогда, угрожает смертельная опасность!

Утром вся американская делегация вылетела в Египет, где их ждал крейсер «Куинси». По Суэцкому каналу они вышли в Средиземное море, чтобы направиться обратно, в Ньюпорт-Ньюс. Несчастья начали случаться сразу в пути. Когда «Куинси» прошел Александрию, внезапно от кровоизлияния в мозг умер «Па» Уотсон, который до того ни разу не жаловался на свое здоровье. Расследование, проведенное прямо на борту судна, ничего не дало. Эта смерть буквально подкосила президента – не только потому, что он лишился одного из своих ближайших помощников, но и верного друга. В тот день он сказал Ланселоту:

– Ну вот, как я и говорил, месть началась. Только я не думал, что это случится так быстро. Чья очередь следующая?

В Алжире Рузвельт сделал короткую остановку, потому что ждал появления там по его приглашению премьера временного французского правительства де Голля, однако тот прислал крайне дерзкую отписку: «Алжир находится слишком далеко, а я слишком занят в Париже», и это несмотря на то, что это именно по настоянию Рузвельта на конференции было решено допустить Францию в клуб стран-победительниц.