Бездна взывает к бездне

Этим утром она не поехала и в усадьбу к графу. Что его сиятельство о ней подумает? Нет уж! Порог его дома она переступит только с алмазом в руках! Она же пообещала его вернуть! Да и объяснение с графом не выходило у нее из головы, хотя сама же подумала вчера после разговора с матерью: «Уехать! Немедленно уехать отсюда!» Подумать-то подумала, но что-то ее здесь держит. Или кто-то. Пока Соболинский не покинул эти края, она тоже останется здесь. И сильные люди умеют любить. Да, они умеют держать в узде свои чувства и обставить все так, чтобы предмет их страсти ничего не замечал. Но на всякий случай будут держаться поблизости, питая свою любовь хотя бы тем, что он в пределах досягаемости, этот предмет. Зачем она им нужна, такая любовь? Кто знает. Но она, без сомнения, делает их еще сильнее, в то время как счастливая любовь ставит в один ряд со всеми прочими. Чтобы побеждать, надо ввязываться в бой. Чтобы понять, что такое счастье, надо много страдать. Чтобы почувствовать вкус победы, надо узнать цену потерям.

Больше никаких свиданий, но надобно знать, что происходит? Уехал он или же еще тут? У него ли теперь алмаз? Так быстро с Соболинским не разделаешься, какое-то время она еще будет о нем думать, даже после того, как он отсюда уедет. А может, и всегда.

И как сказать его сиятельству, что она согласна? Прийти к нему в усадьбу, прямо в кабинет, стать на пороге со словами:

– Я ваша, увезите меня отсюда!

От одной этой мысли краска заливала ее лицо. С Сержем все было просто, все произошло само собой. Но сказать это человеку, которого она не любит? Солгать? Да и граф это прекрасно знает, и уж конечно, поймет, что она солгала.

Шурочка совсем запуталась. Пыталась читать, но не видела ни строчки. Вот если бы он сам сюда приехал. Просить ее руки… Она даже вздрогнула от этой дерзкой мысли – размечталась! Кто приехал-то? От отчаяния она сегодня была готова на все, даже выйти замуж за Владимира Лежечева, хотя и не любит его. «Когда, обманутая всеми, вы постучитесь в мою дверь…» Ведь Владимир так сказал! Быть может, она найдет в этих краях свой маленький домик и если не счастье, то хотя бы покой? Сад со старыми яблонями, полку с книгами…

Она отбросила книжку и принялась бродить по саду. Надо было на что-то решаться. Евдокия Павловна пока будет молчать, и их разговор не передаст никому. И сделать ничего не сделает, не до того сейчас маменьке. Но так не может продолжаться вечно. Она прислушалась. Что за звуки? Кажется, в усадьбу Иванцовых едут гости?

Первое, что она подумала, что это Лежечев. Получил ее письмо и все не так понял. Решил, что у него есть повод явиться в усадьбу к Иванцовым немедленно, днем, а не ночью, тайно, и вновь просить руки обожаемой Александрин. «Что ж, пусть так! Я согласна!» – подумала Шурочка и решительно направилась к воротам. Еще вчера она не собиралась за Лежечева замуж, но раз уж все так вышло…

Но, к ее огромному удивлению, это был не Лежечев. В усадьбу на щегольских дрожках вкатил Серж Соболинский! Собственной персоной! Василий Игнатьевич, с трудом держась на ногах, вышел на крыльцо. Серж уже увидел ее и легко соскочил на землю, видимо в нетерпении. Но кучер, сидевший к нему спиной, движения барина не заметил, лошадь не остановил. Движение его самого было неловким, и заднее пыльное колесо задело безупречный сюртук Соболинского. Тот с перекошенным лицом подскочил к кучеру и, вырвав у него кнут, наотмашь хлестнул мужика по лицу, а потом еще и по спине. Еще раз и еще.

Шурочка вздрогнула и невольно попятилась, тут же вспомнив синяки на своем запястье. Серж яростно избивал человека, себя при этом не контролируя. Всякая его собственность обязана была повиноваться ему беспрекословно и терпеть любые выходки своего господина, пусть даже и самые отвратительные. В ярости Серж переломил кнут. Казалось, что руки у него были из железа.

Шурочка замерла, не решаясь остановить Соболинского. Впрочем, тот уже остановился сам, бросил на землю сломанный кнут, обжег ее взглядом и пошел в дом в сопровождении Василия Игнатьевича. Иванцов говорил что-то о болезни жены, Соболинский светским тоном выражал свои соболезнования, перемежая русские слова французскими. Шурочка подбежала к кучеру, который, как ей показалось, равнодушно вытирал рукавом кафтана кровь с лица.

– Больно? – Она потянулась к его щеке, где еще оставалась кровь. Мужик с удивлением посмотрел на нее:

– Чего надо, барышня?

– Он часто вас избивает?

– Да нешто мы не привычные? Дело господское.

– Но он же зверь! Просто зверь!

– Хороший барин, – сплюнул мужик на землю кровавую слюну из разбитого рта и занялся лошадью.

Огладил ее, вытащил из гривы репей, потом по-хозяйски подобрал с земли сломанный кнут, а заодно и клок сена, которое свозили из окрестностей в барскую усадьбу, и стал кормить лошадь.