Читаем Безгласный полностью

Если бы гренадер Миронов, знаменитый своими чудовищными усами во всем Сысойске, увидел Фрола в таком виде, то не вытаращил бы почтительно глаз и не протянул бы руки по швам, как это он делал всякий раз, когда видел во вверенном ему коридоре гласного; можно даже думать, что, гордый своим званием охранителя дверей земского собрания, он грозно бы сдвинул при виде Фрола свои невероятные усы и загремел бы: "Куда прешь?" Следовательно, не без основания можно заключить, что Фрол от такой встречи почувствовал бы себя еще менее хорошо.

Именно так и случилось.

В утро того дня, в который предполагалось открыть первое заседание Сысойского земства, гренадер Миронов нарочно встал рано, с целью сделать необходимые приготовления к приему гласных. Отложив до более удобного времени свой туалет, невзирая даже на крайне беспорядочное состояние своих усов, которыми он по справедливости гордился, он взял швабру и принялся с помощью ее тереть, чистить и месть. Сперва он вычистил залу заседания, далее привел в порядок побочные комнаты; затем перешел в коридор, выходящий на улицу. Но здесь швабра его подняла такие столбы пыли, что он поспешил выйти на крыльцо, чтобы отфыркаться и вздохнуть чистым воздухом. Поставив швабру на крыльцо, он оперся на нее и стал безучастно смотреть на главную сысойскую площадь. Конечно, в другое время он не обратил бы внимания на человека, который, по-видимому, без пути бродил по площади; но странная наружность этого человека, а также ранний час утра, когда по площади гулял всегда только козел сысойского исправника, заставили гренадера Миронова пристальнее вглядеться в раннего посетителя. А ранний посетитель площади действительно без толку шатался. Он останавливался возле лавок и, по-видимому, принялся читать вывески; прошел мимо собора, снял картуз; перешел в противоположный угол площади, поглядел наверх, снова воротился, дошел до середины площади; остановился, зачем-то опять снял картуз и тотчас почему-то надел его; поправил кушак и вдруг двинулся в сторону Миронова. Последний только что проговорил "экая дура!", как увидал, к изумлению своему, что странный человек подходит к нему и вот уже полез на крыльцо.

— Куда прешь? — загремел гренадер Миронов, изумленный дерзостью.

Странный человек, который был, конечно, Фрол, немного оторопел, но на его деревянном лице с устремленными внутрь глазами ничего нельзя было прочесть.

— А спросить бы мне надо насчет, где земство? — отвечал он.

— Куда ты прешь? — снова спросил Миронов, поднимая швабру.

— То-то, говорю, — в земство…

— В земство! Собаки не проснулись, а он лезет в земство! Отчаливай, брат, отчаливай! — И Миронов с угрожающим видом потряс шваброй. Но, видя, что странный человек стоит, как столб, на одном месте и не обращает ни малейшего внимания на швабру, он спросил:

— Ты кто будешь?

— Гласный, — отвечал Фрол.

Миронов несколько сконфузился.

— Так бы ты и говорил, а то… Ну, все же тебе домой надо направляться. В одиннадцать часов, вот тогда наше вам почтение, — возразил Миронов, стараясь оправиться от конфуза.

— Да мне спросить бы что ни на есть… — нерешительно отвечал Фрол.

Слова его произвели действие: Миронов смягчился. Кроме гордости своими необыкновенными усами, он имел еще гордость покровительствовать гласным-крестьянам. Поэтому, поставив швабру к стене, он важно проговорил:

— Что ж… Это можно… Дела эти мне известны. В прошлогоднюю секцыю приходит вот также ко мне гласный мужик… Миронов! Что и как? Так и так, говорю… Дела эти мне весьма известны.

Собеседники уселись на ступеньках крыльца и начали мирно беседовать. Гренадер, впрочем, один говорил, а Фрол только сосредоточенно смотрел ему в рот.

— Ты, стало, впервой? — самодовольно спросил гренадер Миронов.

— В гласность-то произведен?

— Ну.

— Впервой.

— И видно. Тут тоже наука; привыкнешь. Его превосходительство председатель завсегда говорит: "Миронов!" — "Что, говорю, ваше превосходительство?" — "Воды!" Ну, сейчас ему воды. Тоже и им трудно. Смотришь иной раз, а они там дремлют, скучно им, жарко. А все наблюдают, все наблюдают. Вот тебе — ничего; сиди, знай, да помалкивай. А почему? Первое дело, язык лопата, второе дело — ум за разум зайдет у тебя, как это они начнут говорить. Миронов остановился, а Фрол напряженно устремил глаза в пространство и недоумевал.

— И все молчать? — спросил он.

— Молчи.

— Ну, а ежели так… к слову, разумное что ни на есть?..

— А я тебе говорю, молчи. Скажи ты необразованное слово, сейчас тебя, господи благослови, за хвост да палкой.

Это вранье Фрол принял так, что решился остерегаться "необразованного слова", и опять устремил глаза в пространство. А Миронов разошелся еще более, видимо восхищаясь своей ролью учителя.

— Или опять вурна… Скажут тебе — клади туда шар, и ты клади без ослушания, — продолжал врать Миронов.

— А это что — вурна? — смущенно спросил Фрол.

— Ты не знаешь вурны! — ужаснулся Миронов, с сожалением посмотрев на несчастного Фрола.

— То-то бы спросить… — отвечал Фрол, снова устремив глаза в одну невидимую точку пространства.

Перейти на страницу:

Все книги серии Рассказы о парашкинцах

Похожие книги

Крещение
Крещение

Роман известного советского писателя, лауреата Государственной премии РСФСР им. М. Горького Ивана Ивановича Акулова (1922—1988) посвящен трагическим событиямпервого года Великой Отечественной войны. Два юных деревенских парня застигнуты врасплох начавшейся войной. Один из них, уже достигший призывного возраста, получает повестку в военкомат, хотя совсем не пылает желанием идти на фронт. Другой — активный комсомолец, невзирая на свои семнадцать лет, идет в ополчение добровольно.Ускоренные военные курсы, оборвавшаяся первая любовь — и взвод ополченцев с нашими героями оказывается на переднем краю надвигающейся германской армады. Испытание огнем покажет, кто есть кто…По роману в 2009 году был снят фильм «И была война», режиссер Алексей Феоктистов, в главных ролях: Анатолий Котенёв, Алексей Булдаков, Алексей Панин.

Василий Акимович Никифоров-Волгин , Иван Иванович Акулов , Макс Игнатов , Полина Викторовна Жеребцова

Короткие любовные романы / Проза / Историческая проза / Проза о войне / Русская классическая проза / Военная проза / Романы
Былое и думы
Былое и думы

Писатель, мыслитель, революционер, ученый, публицист, основатель русского бесцензурного книгопечатания, родоначальник политической эмиграции в России Александр Иванович Герцен (Искандер) почти шестнадцать лет работал над своим главным произведением – автобиографическим романом «Былое и думы». Сам автор называл эту книгу исповедью, «по поводу которой собрались… там-сям остановленные мысли из дум». Но в действительности, Герцен, проявив художественное дарование, глубину мысли, тонкий психологический анализ, создал настоящую энциклопедию, отражающую быт, нравы, общественную, литературную и политическую жизнь России середины ХIХ века.Роман «Былое и думы» – зеркало жизни человека и общества, – признан шедевром мировой мемуарной литературы.В книгу вошли избранные главы из романа.

Александр Иванович Герцен , Владимир Львович Гопман

Биографии и Мемуары / Публицистика / Проза / Классическая проза ХIX века / Русская классическая проза
Двоевластие
Двоевластие

Писатель и журналист Андрей Ефимович Зарин (1863–1929) родился в Немецкой колонии под Санкт-Петербургом. Окончил Виленское реальное училище. В 1888 г. начал литературно-публицистическую деятельность. Будучи редактором «Современной жизни», в 1906 г. был приговорен к заключению в крепости на полтора года. Он является автором множества увлекательных и захватывающих книг, в числе которых «Тотализатор», «Засохшие цветы», «Дар Сатаны», «Живой мертвец», «Потеря чести», «Темное дело», нескольких исторических романов («Кровавый пир», «Двоевластие», «На изломе») и ряда книг для юношества. В 1922 г. выступил как сценарист фильма «Чудотворец».Роман «Двоевластие», представленный в данном томе, повествует о годах правления Михаила Федоровича Романова.

Андрей Ефимович Зарин

Проза / Историческая проза / Русская классическая проза