Читаем Безмолвный свидетель полностью

Фотографу, видимо профессиональному, великолепно удались снимки — каждый горный пейзаж был снят естественно и просто — снег сиял ослепительно, казавшийся реально ощутимым воздух над вершинами был чист и прозрачен, а с мокрых валунов хотелось смахнуть росу. Живые великолепные картины настолько захватывали, что Микушеву казалось, будто он сам вскарабкался на скалы и вот сейчас взгляд его скользит от одной вершины к другой. Было что-то величественное в этой силе, поднявшейся выше орлов, выше облаков — скалы вонзались в небо остро, в суровой торжественности. Кое-где среди скал огромными белыми массивами застыли в коварной притворности лавины. Он вспомнил — недавно в газетах писали, как одна такая лавина сорвалась в швейцарских Альпах, и погиб едва ли не целый альпинистский лагерь.

Он подумал о Лене Березуцком, который сейчас в горах, и о его товарищах, решившихся на штурм неизвестности, ибо каждый поход — это рискованная неизвестность. Он подумал также, как эти люди неистребимо любят жизнь, а такая любовь свойственна лишь тем, кто привык глядеть в лицо опасности.

Микушев разглядывал книги, стоявшие на полках. Книжки были самые разные — «Этюды о природе человека» Мечникова, «Солнце, жизнь и хлорофилл» Тимирязева, второй том «Опытов» Монтеня, томик Рэя Брэдбери. Коричневые компактные книжечки из серии «Библиотека практического врача», специальные исследования по медицине.

Обложки книг, как окна. Откроешь и можно заглянуть в неведомый мир. Микушев вытащил тоненькую книжечку — Ален Бомбар «За бортом по своей воле». И еще не перевернул он обложку и не прочел ни одной строки, а уже встал перед глазами пугающе-нескончаемый океан, и увидел он крохотную шлюпку и накатывающуюся на нее в могучем немом реве огромную волну...

— А тут у Лени литература на английском, — сказал Березуцкий, раздвигая стеклянные дверцы шкафа. — Замучил он меня с этим делом, это мать его к английскому пристрастила. Учительница говорит, что у Лени отличное произношение. Нет, он не в инъязе, в медицинском.

— А ваша жена... — начал Микушев.

— Она умерла два года назад, — сказал Березуцкий. — Она так любила Леню, и я решил...

В гостиной резко зазвонил телефон, Березуцкий пошел туда. Микушев стоял и рассеянно разглядывал книги на английском языке — Хемингуэй, Олдингтон, Силлитоу, Брейн. Вытащил один томик — «Ключ от двери». Это он прочел. Но дальше ничего не получалось — так и не мог понять смысл первого абзаца, захлопнул книгу. В школе учил, в институте, — горько усмехнулся он про себя, — и ни черта не понимаю. Он поставил томик на место...

— Это вас просят, — крикнул Березуцкий из соседней комнаты.

Микушев быстро прошел в гостиную.

— Да, я, — сказал он, взяв телефонную трубку. — Слушаю.

— Товарищ майор, тут инспектор Шаталов заявляет, — донесся из трубки слабый голос, — видели зеленую «Волгу». Но та ли эта машина, неизвестно. Направилась в сторону гор. Мы связались с постом ГАИ, что у реки, знаете? Инспектор Попенко сказал, что такую машину не замечал, может быть, она проехала по обходной дороге, и сказал, что немедленно примет меры. Однако на связь больше не выходит.

— Ладно, спасибо, — сказал Микушев и положил трубку. — Найдем вашу машину, — обратился он к Березуцкому. — Видели ее. Направилась в сторону гор. Все дороги, ведущие за город, перекрыли. Хотя машина, видимо, проскочила раньше. Ну, пойду, извините. Я вам через некоторое время позвоню.

— Спасибо, — поблагодарил Березуцкий.

— Не за что пока, — нахмурился Микушев.

Березуцкий проводил его до калитки. Николай Петрович залез в газик, хлопнул дверцей, помахал Березуцкому рукой, и машина помчалась по переулку. Спешил Микушев в комитет по физкультуре. Оттуда он решил связаться по рации с турбазой и предупредить Мезенцева, если он там, чтобы немедленно выезжал на своем мотоцикле к развилке дорог и задержал зеленую «Волгу» с номерным знаком ТНЖ 07-53. Но это во-вторых. А во-первых, беспокойные мысли одолевали Николая Петровича Микушева, пока он расхаживал у полок, заполненных томиками английских книжек. Он тут же подумал о газете на английском языке, найденной на месте происшествия, и о заметке об альпинистах в этой газете, и о том, что заметка эта была подчеркнута синим карандашом.

«Английский... альпинизм...» — глухо думал Микушев и отгонял тяжелые думы, но на душе у него было тревожно, и он подбадривал шофера — «Быстрее!».

Связаться с турбазой им удалось довольно быстро. Микушев попросил радиста передать, что если инспектор Мезенцев все еще находится в базовом лагере, то пусть немедленно едет на своем мотоцикле на развилку дорог, и, если встретят зеленую «Волгу» номерной знак ТНЖ 07-53, то пусть задержат ее. Она похищена у гражданина Березуцкого.

Рация долго молчала. Потом пришел ответ.

«Мезенцев был у нас. Ему передали сообщение. Он выезжает. А где Леня Березуцкий? Здесь все так беспокоятся. Прием».

— Что значит — «беспокоятся»? — удивленно воскликнул Микушев. — Его что, нет на турбазе?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Плаха
Плаха

Самый верный путь к творческому бессмертию – это писать sub specie mortis – с точки зрения смерти, или, что в данном случае одно и то же, с точки зрения вечности. Именно с этой позиции пишет свою прозу Чингиз Айтматов, классик русской и киргизской литературы, лауреат самых престижных премий, хотя последнее обстоятельство в глазах читателя современного, сформировавшегося уже на руинах некогда великой империи, не является столь уж важным. Но несомненно важным оказалось другое: айтматовские притчи, в которых миф переплетен с реальностью, а национальные, исторические и культурные пласты перемешаны, – приобрели сегодня новое трагическое звучание, стали еще более пронзительными. Потому что пропасть, о которой предупреждал Айтматов несколько десятилетий назад, – теперь у нас под ногами. В том числе и об этом – роман Ч. Айтматова «Плаха» (1986).«Ослепительная волчица Акбара и ее волк Ташчайнар, редкостной чистоты души Бостон, достойный воспоминаний о героях древнегреческих трагедии, и его антипод Базарбай, мятущийся Авдий, принявший крестные муки, и жертвенный младенец Кенджеш, охотники за наркотическим травяным зельем и благословенные певцы… – все предстали взору писателя и нашему взору в атмосфере высоких температур подлинного чувства».А. Золотов

Чингиз Айтматов , Чингиз Торекулович Айтматов

Проза / Советская классическая проза
Жестокий век
Жестокий век

Библиотека проекта «История Российского Государства» – это рекомендованные Борисом Акуниным лучшие памятники мировой литературы, в которых отражена биография нашей страны, от самых ее истоков.Исторический роман «Жестокий век» – это красочное полотно жизни монголов в конце ХII – начале XIII века. Молниеносные степные переходы, дымы кочевий, необузданная вольная жизнь, где неразлучны смертельная опасность и удача… Войско гениального полководца и чудовища Чингисхана, подобно огнедышащей вулканической лаве, сметало на своем пути все живое: истребляло племена и народы, превращало в пепел цветущие цивилизации. Желание Чингисхана, вершителя этого жесточайшего абсурда, стать единственным правителем Вселенной, толкало его к новым и новым кровавым завоевательным походам…

Исай Калистратович Калашников

Проза / Историческая проза / Советская классическая проза