Я понемногу соскальзываю вниз, мое тело висит над глубокой черной пустотой. Уговаривая себя не паниковать, я медленно отпускаю кромку люка второго этажа и упираюсь руками и ногами в стенки бельепровода, пока не застываю на месте. Ощущая свое горячее дыхание на лице, я готовлюсь передвинуть руки и съехать вниз. Любое неточное движение, и я рухну в темноту или еще хуже – неудачно перевернусь и застряну, не в состоянии пошевелить зажатыми конечностями.
Кажется, весь бельепровод дрожит от грохота моего сердца. Медленно, очень медленно я переставляю одну ладонь, потом другую, одно колено, затем другое. Чувствуя, как мышцы сводит от напряжения, я потихоньку сползаю в темноту.
Мучительно тянутся минуты, я продвигаюсь ниже и ниже. Наконец пальцы нащупывают люк первого этажа, расположенный на кухне. И это лишь половина пути. Голова кружится, руки-ноги ломит, тепло моего тела так нагрело узкий желоб, что я словно в раскаленной духовке, пот заливает глаза.
И все же спустя некоторое время мое охваченное болью тело начинает двигаться более ловко и четко. Вот последние метры пути… Бум! Я застываю, пытаясь нащупать ногой конец желоба, но вместо этого обнаруживаю внизу неровную металлическую платформу. В недоумении опускаю вторую ногу, и тут до меня доходит, что я стою в металлической шахте. С вытаращенными от изумления глазами я кое-как нагибаю голову: под ногами массивная металлическая решетка, закрывающая отверстие желоба. Я надавливаю одной ногой, пробуя открыть решетку. Глухо.
Задыхаясь от волнения, я смотрю вверх. Надо мной двадцать метров гладкого металлического желоба. Путь вниз перекрыт, а значит, я замуровал себя в склепе шириной шестьдесят сантиметров. Плечи сдавлены, конечности зажаты, слабый свет, пробивающийся из люка второго этажа, недостижимо далек.
Крик о помощи готов сорваться с моих губ, однако я упрямо сжимаю рот и сильно зажмуриваю глаза, стараясь победить панику. Я думаю о тебе, о нашем доме, перебираю в памяти разные эпизоды: одни, еще расцвеченные эмоциями, и, что важнее, другие, лишенные их. Я собираюсь с мыслями, опять смотрю вверх и решаю проделать весь обратный путь до второго этажа.
Опять упираюсь потными руками и ноющими коленями в стенки бельепровода. И тут же чувствую, как сильно устал. Тело будто налито свинцом, я карабкаюсь с огромным трудом. Ладони прижимаются к липкому металлу, следом подтягиваются ноги, сквозь стиснутые зубы с шумом вырывается дыхание. Одна рука, вторая, одна… Я соскальзываю и с размаху падаю прямо на решетку. У меня вырывается громкий стон – сила удара приходится на ноги, вибрация пронизывает все тело. Сквозь боль приходит радостное осознание: решетка под ногами поддалась.
Скорее всего, крышка закреплена на тугой пружине, которая выдерживает вес моего тела в покое, но с силой, действующей в момент приземления, уже не справилась. И тут меня осеняет: если бы я грохнулся с большей высоты, то, наверное, смог бы решетку выбить.
Я сжимаюсь от ужаса при мысли о неминуемой боли, дыхание перехватывает. Затем, упираясь ладонями в металлическую стенку, ползу вверх. Полметра. Метр. Два метра. Головокружительно высоко, учитывая, что я собираюсь сделать. Я часто дышу сквозь стиснутые зубы и смотрю наверх, на призрачно светлое пятно люка второго этажа. Теперь оно не кажется таким далеким. Я даже смог бы до него добраться, если бы продолжил лезть дальше. Возвращение в неволю имеет свои плюсы – освобождение от страха, напряжения и боли. Но я делаю глубокий вдох, закрываю глаза и ухаю вниз. Полет длится долю секунды, а затем жуткий удар, скрежет металла и тошнотворный хруст кости. Прямыми ногами я со всей силы врезаюсь в металлическую решетку, она открывается, и мои голени и колени проваливаются вниз. В следующий миг сила сжатия пружины превозмогает силу тяжести, действующей на меня при падении. Решетка возвращается вверх, зажимая мои бедра; левую, явно сломанную, ногу простреливает дикая боль.
Я с шипением выдыхаю сквозь стиснутые зубы и протискиваюсь вниз, извиваясь всем телом. Наконец мне удается выбраться из челюстей решетки, и я падаю в пустую корзину для грязного белья. Решетка тут же захлопывается, разнося по подвалу гулкое эхо металлического лязганья. Я падаю на спину, и, помимо адской боли в ноге, у меня перехватывает дыхание от сильного кедрового аромата стирального порошка. Надо мной бельепровод, который изрыгнул меня из своих недр и снова равнодушно закрыл челюсть. Внутренний голос верещит, чтобы я лежал спокойно и не подвергал свое изнывающее от боли, потное, переломанное тело новым пыткам.