Безнадежный пациент

– Так увольняйся! – парируешь ты. – Артур, уходи! Ты столько лет… Найдешь другую работу! Я помогу! Помогу разослать резюме. Я поеду в любую квартиру, в любой город. Только уволься!

– Учти, жить вот так мы больше нигде не сможем, – мрачно заключаю я. Интересно, от имени какого члена моей семьи я сейчас спорю?

– ПРЕКРАСНО! – Ты возмущенно таращишься на меня. – Я переживу, если в здании не будет сауны, кинотеатра и чертова сада на крыше!

Наверное, подсознательно я обижаюсь на твою неиссякаемую поддержку и заботу о моем благополучии. Она вынуждает меня шевелиться, ведь в моей затянувшейся неудовлетворенности виноват только я и никто больше.

И ты права, права во всем. Помню нашу студенческую квартирку. Самая тесная клетушка, в которой я когда-либо жил. Меньше многих гостиничных номеров, где я останавливался в юности. Помнится, мы с тобой отлично слышали друг друга, разговаривая из разных комнат. Наши голоса путешествовали сквозь дверные проемы с утра до вечера. Мне нравилось, что мы с тобой постоянно натыкались друг на друга.

– Если закончу пораньше, приеду на первой же электричке. Обещаю. – С каждой секундой я ненавижу себя все сильнее.

Компромисс повисает между нами в воздухе, но мы оба знаем, что никакого «пораньше» не случится и ты вернешься домой быстрее, чем я.

– Пойду прогуляюсь, – говоришь ты.

– Оставайся, я уже ухожу.

– Ты не понял. Я люблю тебя, просто хочу проветриться.

Словно несчастный влюбленный, я тенью следую за тобой. Смотрю, как ты обуваешься, как открываешь дверь нашей квартиры. На краткий миг, подобно Луне, которая гонит приливы и отливы, ты загоняешь подальше свою обиду и недовольство и каким-то чудом умудряешься поддержать меня даже теперь.

– Я очень рада тому, что у нас есть, – с грустной улыбкой произносишь ты. – Ты очень много работаешь. Но честное слово, я бы довольствовалась и вчетверо меньшей квартирой. Я бы жила где угодно

, лишь бы ты был по-настоящему счастлив.

Ты выходишь, и я стою в тишине, глядя на захлопнувшуюся дверь. Помню, как у меня все переворачивалось внутри от ненависти к себе, жалости и стыда. Помню, как переживал, что сегодняшняя размолвка, которая произошла из-за меня, в дальнейшем может омрачить наши безоблачные отношения. И однажды по моей вине мы разойдемся.

Через некоторое время воспоминание меняется. Я смотрю, как опадает простыня, сотню раз. Еще столько же грохает дверь. И с каждым повтором тревога превращается в тихое спокойствие. Теперь я смотрю на нашу ссору как будто сквозь стекло. События аккуратно отделены от вызываемых ими эмоций. Меня уже не задевают ни сказанные нами слова, ни боль, которую я тебе причинил. Я постепенно освобождаюсь от недовольства собой, от чувства вины. Я смотрю на дверь нашей квартиры и практически с облегчением осознаю, что был бы не против, если бы ты не вернулась вообще.

31 августа

Глава 25

Все тело ломит, спина выгнута дугой, по венам растекается жгучий янтарный антидот. Стены моей лондонской квартиры рассыпаются в прах, и я снова в Призмолл-хаусе. Над моей кроватью склоняется Виллнер: одной рукой он держит мое запястье, а другой извлекает из порта опустошенный шприц.

Резкие, сотрясающие грудь глотки воздуха превращаются в размеренное дыхание. Я лежу на кровати, чувствуя, как по телу волнами прокатывается энергия, словно от дозы кофеина. В памяти медленно всплывают события предыдущих восьми часов: моя сессия с Коделл, дрожащий голос Лоррейн Дарси, я спускаюсь по железной лестнице, ноги деревянные, сердце разрывается от горя.

Вспоминаю, как вечером ко мне подошел Виллнер, и догадываюсь, что второй раунд Разделительной терапии был запланирован на вчера. Вспоминаю, как бреду по газонам и бессмысленно смотрю на океан, а потом меня накрывает чернота.

Я вспоминаю нашу ссору, которая произошла несколько лет назад, и вообще ничего не чувствую, хоть и знаю, что это сделано искусственно. Виллнер отпускает мою руку и молча выходит из комнаты, милосердно оставив меня в одиночестве. Когда он удаляется, а ко мне начинают возвращаться силы, я достаю из-под матраса твой полароидный снимок. Следующие несколько часов я лежу пластом, рассматривая твое лицо; в голове борются решительность и страх. Чтобы сбежать отсюда, мне предстоит преодолеть массу сложностей, но самое трудное – встать с кровати и начать процесс, который потом уже не остановить.

Одна за другой проходят минуты, а мои мысли то и дело возвращаются к той ссоре. Я потом столько лет страдал от чувства вины, даже после того, как извинился и ты меня простила. Должен признать, сейчас я чувствую себя так, словно с моих плеч сняли тяжелейший груз. Мне становится ясно, что имеет в виду Коделл, обещая облегчение, – мол, я уеду отсюда с кардинально изменившимся мышлением. Все логично: чем больше ее вмешательство лишает меня чувства любви, тем меньше я обращаю внимания на это вмешательство.