Читаем Безумец и его сыновья полностью

Ковыляя, подвела она Книжника к полкам:

— Ты услышишь все голоса мира и удивишься всем мыслям. И не пугайся такому множеству! — добавила, заметив, с каким испуганным восхищением Владимир смотрит на такое обилие книг. — Ты показал свое сострадание, я дам тебе то, мимо чего пробегают! И пока ты еще слаб, пребывай здесь, ибо место за этим столом — лучшее место на свете! Вот Уленшпигель с его Фландрией, а вот Рабле с Гаргантюа, вот там и необитаемый остров Крузо, а там сразу вместе Сократ, Диоген, Сенека. А в самом конце вон той самой дальней полки — чудак Дон Кихот. Возьми от чистого сердца!.. Ты дождешься ангела, я в это верю.

Книжник слушал ее, затаив дыхание.

— Я посвящаю тебя в великие тайны мира сего, — совершенно серьезно сказала горбунья, подавая ему ключ. — Бери бесценный дар. Владей им, пока не придет твой ангел. Храни и никому не отдавай!

— Я буду хранить, — кивнул Книжник. — И никогда никому его не отдам.

Он сдержал обещание — берег ключ пуще казенных карандашей, башмаков и рубах. А когда спальня засыпала, пробирался по ночам в подвал и закрывался там до утра, читая до пятен в подслеповатых глазах. На столе под лампой часто был припасен ему то хлебный ломоть, то кусочек желтого сахара, а горбунья находила все новые книги и доставала из тайников в стенах самые сокровенные, оставшиеся еще от монастырских времен: пожелтевшие, старинные, которые чудом уберегла.

Рассеянность Книжника стала доходить до опасных пределов. Когда выводили воспитанников на улицу, Книжник, думая о своем, спотыкался обо все, что только ни попадалось ему на пути. Однажды он встал, задумавшись, посреди дороги, и машина просто чудом остановилась возле самого его носа. Воспитатели ругались на него, учителя махнули на него рукой: одинокий, обособленный, жил он, никому не нужный, не отвечая на толчки и зуботычины. И постоянно засыпал на уроках.


Владимир Строитель от двух бесполезных вещей сразу же отказался: от собственных слез и от жалости. Принялся он махать кулаками, отвечая всякому, кто пытался его хоть как-то задеть. И взял себе за правило идти до конца и не бояться ни ножей, ни железных прутьев, смело лез на рожон, не спуская никому даже малейшей обиды. Подобное бесстрашие возымело действие — самые прожженные, самые хулиганистые начали его побаиваться и искать с ним дружбы.

Первым делом Строитель взял под защиту братьев (тотчас изменилось к ним отношение). С горечью видел Владимир — без жестокости не выжить там, где уважались лишь наглость и сила. Но понял также, что в будущем не могут ему пригодиться ни теперешняя власть, ни уважение негодяев. Смышленый, он схватился за знания, что худо-бедно, но все же давались здесь, — и вскоре выбился в первые ряды успевающих. Учителя стали поощрять его рвение!

Будущее Строителя было предопределено. Однажды, сидя в одиночестве в спальне и приготовляя уроки (товарищи слонялись по коридорам), он сломал карандаш и в поисках нового схватил мешок Книжника и вытряхнул из него деревянные кубики (они были сохранены Книжником — в память о Беспалом). Строитель не стал убирать их обратно в мешок, а сложил из них башню и засмеялся, довольный. Возле печки были свалены грудой чурбачки и дощечки. Мгновенно позабыв про уроки, Владимир предался новой игре.

Вернувшись в спальню, школяры с удивлением вынуждены были обходить внезапно возникшую крепость, боясь коснуться ее деревянных стен. Все они удивлялись сумасшествию Строителя. А он с упорством запасал и пускал в дело все новые чурбачки и взялся творить на полу деревянные города со стенами, домами и площадями.

Воспитатель, злобный инвалид, зачастую угощал школяров всем, что попадалось под единственную руку. Придя однажды в спальню в то время, когда Строитель сидел на уроках, сгреб дома и стены и отправил в печь. Впервые в спальне сделалось жарко.

Когда Строитель показался на пороге, догорали последние кубики. Владимир бросился на дремавшего возле печи обидчика, но был тут же отброшен. И впервые Владимир заплакал, не стесняясь товарищей. Но все они на удивление участливо отнеслись к его беде: когда воспитатель убрался, пытались выгрести из печи все, что осталось, и помогали заготовлять новые чурочки для будущих творений.


Музыкант все то время обитал на кухне с десятком подобных себе вечно голодных мальчишек. Поварихи иногда разрешали им кусочками хлеба вычищать котлы. Голодранцы водили хлебом по стенкам, соскребая жир и остатки каши. Так, до поры до времени, существовал Музыкант, не интересуясь ни чтением, ни строительством городов.

Часто воспитанники, сбиваясь в шайки, совершали набеги на сады и дома. Взялся бегать и Музыкант — урчащее от голода брюхо не давало ему покоя. Вместе с другими шалопаями бродил он и по железнодорожным насыпям, подбираясь к стоящим на запасных путях вагонам, проверяя на прочность засовы.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Заберу тебя себе
Заберу тебя себе

— Раздевайся. Хочу посмотреть, как ты это делаешь для меня, — произносит полушепотом. Таким чарующим, что отказать мужчине просто невозможно.И я не отказываю, хотя, честно говоря, надеялась, что мой избранник всё сделает сам. Но увы. Он будто поставил себе цель — максимально усложнить мне и без того непростую ночь.Мы с ним из разных миров. Видим друг друга в первый и последний раз в жизни. Я для него просто девушка на ночь. Он для меня — единственное спасение от мерзких планов моего отца на моё будущее.Так я думала, когда покидала ночной клуб с незнакомцем. Однако я и представить не могла, что после всего одной ночи он украдёт моё сердце и заберёт меня себе.Вторая книга — «Подчиню тебя себе» — в работе.

Дарья Белова , Инна Разина , Мэри Влад , Олли Серж , Тори Майрон

Современные любовные романы / Эротическая литература / Проза / Современная проза / Романы
Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза