Стул, пропивший спинку, покорно принял мой зад, я достал из кармана все ту же биржу, но ее теперь не хватает даже на кружку пива, жажда сильнее меня, я, словно путник в пустыне с караваном золота, готов поменять его в огранке верблюда на глоток воды. Потом я вытянул еще две купюры, достал и поставил на кон: «Ставлю на Гиннесс». «В первом заезде Гиннесс?» — не понял меня бармен. «Да», — кивнул я ему. Бармен был высокий и черный, афроамериканец русского изготовления, сгреб все три биржи и поставил передо мной пепельницу. «Твое дело табак», — подумал я за него. Он улыбнулся белым забором зубов, стал вытягивать из крана темную жирную нить и топить ею в бокале бесшабашные пузырьки. Казалось, бармен пытался что-то сплести из этого волокна. Было в нем нечто дьявольское. Пузырьки весело всплывали и быстро гребли к берегу. Их счастье было в том, что они умели плавать. Некоторые лопались раньше. Я взял кружку и вдохнул их дух, потом глотнул пива и улыбнулся белой эмали бармена. Я заказал кольца кальмаров и хлебцы с чесноком и отошел от стойки, подняв перед собой ледяной бокал, будто нес в руке свое холодное сердце. Сел подальше от экрана, где суетился футбол. Рядом англичане метали дротики и дифтонги. Они громко комментировали после каждого броска, после трех неспешным ирландским произношением несли свои тела к мишени снимать урожай стрел. Как и в жизни, здесь важно было не просто попасть в яблочко, надо было, чтобы это яблочко принесло как можно больше очков. Попадешь не в свое яблочко, и пиши пропало. Партия проиграна. «Будь они циничнее, могли бы метать в экран, по которому бегали футболисты, все же хоть какое-то разнообразие, глядишь, и игра оживилась бы», — ухмыльнулся я про себя после второй кружки пива. Алкоголь делал мой мозг более развязанным, он ломал рамки, стереотипы, законы.
В кармане завибрировала жена. Вместе с ней завибрировал весь бар: наши забили гол.
— Плохо слышно, хочешь, я тебе перезвоню! — кричал я ей в трубку.
— Давай.
— Завтра, в это же время.
— Шуточки твои меня не возбуждают.
— А что тебя возбуждает?
— Это сложный вопрос. Точнее сказать, он легкий, когда ты в контексте.
— В постели?
— Да при чем здесь постель? Я же говорю, что ты не в контексте. Чтобы возбудиться, мне постель не нужна.
— Сейчас я почувствую себя ущербным.
— Подожди, я тебе перезвоню, — засмеялась она и добавила: — Один-один.
Я с удивлением обнаружил, как легко Шила угадала счет, потому что глаза мои зацепились за две единицы на экране, словно две штанги одних ворот. «Женщины, конечно, не умнее нас, но зато у них есть интуиция, которой они, словно хвостом, запросто могут отбросить все наши умозаключения».
— Кем ты себя возомнила?
— Женщиной.
— Нет, ты не женщина, ты биологически активная добавка, БАД, без которой жизнь пуста.
— А ты как БДСМ.
— То есть я уже в контексте?
— Да-да, ты в деле. Приезжай, если сможешь.
— А если не смогу?
— Считай, что девушка ошиблась номером.
— Что за номера?
— Люкс, как всегда. В отеле.
— Ты про какой отель? А? — уткнулся я было мысленно с балкона в море. Купаться не хотелось, тем более в воспоминаниях. Связь тоже не хотела развивать эту тему, оборвалась, и я не услышал, что за новый номер выкинула Шила. Я перезвонил, не из любопытства, просто поставить точку.
— Так на чем мы остановились?
— Иногда я вполне себе счастлива, вот сейчас, например, сижу дома, пью вино, и очень счастлива. А знаешь, почему?
— Потому что я тебе позвонил?
— Потому что пью.
— Здесь ни черта не слышно.
— Я слышу, у тебя там весело, — уже обида вырывалась из динамика. — Ты скоро?
— Как только закончится. — Снова завибрировал бар, на этот раз, правда, гол не засчитали. Некоторые заказали себе еще по пиву, кто — фисташек, чтобы загрызть досаду. — Ты чем занимаешься?
— А как ты думаешь, чем может заниматься женщина около двадцати четырех?
— С ужасом ждет, что скоро ее карета должна превратиться в тыкву, туфелька в инфузорию, платье в халат, а принца все нет.
— Я не про время, я про возраст.
— Не вижу разницы. Я раньше как-то не думал, что тебе уже полночь лет.
— А теперь и вовсе нет смысла. Между нами все. И не вздумай приезжать ко мне. Слышишь?
— Очень плохо.
— Думаешь, мне хорошо?
— Очень плохо слышно.
— Ладно, во сколько ты будешь?
— Скоро.
— Обещай мне не врать.
— Хорошо. Обещай не спрашивать.
Артур сделал еще глоток и, не дожидаясь конца матча, оставил трибуны, что завороженно гоняли глазами на чужом газоне мяч. «Надо ехать, чтобы не попасть в грозу». Никто, кроме бармена не заметил, что я ушел из команды. Он дежурно улыбнулся мне вслед: «Незаменимых нет, но есть запасные».