Кажется, на этот раз меня всё-таки вырвало.
Улучшить «Последний вздох» было отличной идеей, чтобы получить больше информации. И одновременно — чтобы капельку поехать крышей, наблюдая во всех подробностях процесс сотворения «оленетавра». Из глаз главного действующего лица. Слава богу, что заклинание не передаёт ощущений, только картинку и мысли.
— Есть… хорошие новости, — выдавил я, слегка отдышавшись. — Наших не убили, а усыпили. Почти наверняка. Ходит там такой горбатый урод и тычет пальцем куда ни попадя. Его надо выносить в первую очередь.
Юки нахмурилась.
— Это хорошие новости, а плохие есть?
— Ещё как есть. Из усыплённых потом делают либо этих, либо этих.
Я выразительно кивнул на трупы слуг, затем — на «всадника». Если предположить, что бедолага-алхимик по уровню был примерно равен Уиллу или Маэстусу, то схема вполне понятна. Крестьяне, разбойники и торговцы, которых заманили к Древу обманом, похитили или промыли мозги, шли на «мясо», низкоуровневых послушных мобов. А те, кто посильнее, становились основной для элитной кавалерии. Преобразователь, мать его, скелетов, герои меча и магии, часть третья. Только с непередаваемым друидским колоритом.
— Сколько у нас времени? — спросила она.
— Помнишь, что тебе сказал тот бородатый?
— Оно… приносит плод ночью?
— Угу. Не думаю, что плоды они хранят про запас, как и оленьи туши. До ночи у нас время есть.
До наступления темноты было ещё далеко, и наши враги тоже здорово рисковали. Одно дело — связать и обездвижить алхимика, другое — гладиатора с показателем силы под пятьдесят пунктов. Большинство верёвок и некоторые цепи Уилл мог разорвать даже не особо стараясь — он это мне лично демонстрировал. С Маэстусом всё было ещё веселее — для эффективного и чертовски мощного колдовства ему даже не нужно было что-то говорить или совершать пассы руками. Как только некромант откроет глаза, он погрузит своих похитителей в натуральный костяной ад.
По всему выходило, что мы могли даже не особо торопиться ребятам на помощь. Стоило лишь подождать пару часов, и они сами себя прекрасно освободят. Один раз их застали врасплох и усыпили, но два раза такой фокус не прокатит.
Но если переживать не о чем, почему у меня такое паршивое предчувствие?
— Внимание. На трупы, — сказал Кёльколиуке, вырвав меня из раздумий. Я даже не сразу догадался опустить глаза на землю, но как только опустил — почувствовал, как бледнею.
— Что за…
Точнее всего можно было сказать, что тела убитых слуг Мёртвого Древа начали разлагаться. Только не так, как разлагаются обычные трупы, а с какой-то бешеной, неестественной скоростью. Их кожа бурлила и плавилась, сползая с мышц, которые в свою очередь сворачивались в красно-бурое месиво. Изо ртов, ушей, ноздрей и глазниц на землю вытекали струйки густой алой жидкости, которая моментально впитывалась в землю. И как бы кошмарно это не смотрелось, это было только начало.
Трава и кусты на поле боя на глазах желтели и жухли, листья сворачивались и чернели. Болезнь распространялась через почву, быстро добравшись до деревьев, забираясь вверх по стволам, с которых сразу начала осыпаться кора. Порча Дальнего Бора пришла сюда, не спросив разрешения, и начала победоносное шествие из трупов своих детей.