Безумству храбрых...

— Ага, — обрадованно кивнул Генка. — Может, немцы ушли, а наши остались.

Виктор горько умехнулся.

— Живыми их не оставят.

— Да, — как эхо, отозвался Генка. — А может, живые?

— Пошли разведаем.

— Пошли. А он? — Генка глазами показал на пленного.

— Его свяжем и рот заткнем, пусть лежит.

Ребята связали немцу ноги и руки брезентовыми ремнями от своих брюк, в рот заткнули кляп — его же, немца, носовой платок.

Они подобрались к посту со стороны приземистой сопки, которая являлась началом невысокого хребта, тянувшегося на юг по тундре. Выползли на плоскую вершину сопки и залегли за камнями среди мелкого и редкого ивняка. Пост был как на ладони. Они смотрели на свое недавнее жилище, и им было дико от мысли, что оно занято немцами и они не могут туда вернуться.

Вокруг поста были немцы. Сидели, ходили, курили, хохотали — вели себя как хозяева. Их было много.

— Сколько их! — прошептал Генка.

Виктор молчал.

— Ребят никого не видно, — опять прошептал Генка.

Виктор, не отвечая, смотрел на место, где обычно они рубили дрова.

Там что-то лежало. Сначала он не понял ЧТО. Но, вглядевшись, увидел — там лежали ТРОЕ.

— Гляди, — сдавленным голосом прохрипел он.

Но Генка уже и сам увидел и догадался, что ЭТО.

Но кто именно? Кто, кроме Чупахина? Жохов? Пенов? Костыря? Трое. Значит, кто-то еще жив! Кто? Где он? Может, там, внутри поста? А может, тоже убитый, но где-то в другом месте.

Внезапно друзья увидели, как справа по берегу, как раз оттуда, где проходили они ночью, возвращается группа немцев.

— Нас ищут, — догадался Виктор.

— Кого? — не понял Генка.

— Нас с тобой и немца.

— Нас? — повторил Генка. Он все еще никак не мог до конца осознать, что происходит.

Виктор понимал всю бессмысленность и все бессилие своего положения. Товарищи убиты, трое лежат возле поста, неизвестно, жив ли четвертый, немцев много, и схватка будет неравной. И все же он решился, и от этой решимости враз отмерзли пальцы на ногах.

— Сейчас я им сыпану! — сквозь зубы процедил Виктор и выдвинул автомат между камней. — Сейчас я им!..

Никогда в жизни он не стрелял по живому человеку и вообще по живому существу. Один только раз, в детстве, был он на охоте с отцом и подбил чирка из малопульки. Подранка принесла собака. И чирок умер у него в руках. Когда маленький Витя услышал, как перестало биться сердце птицы, его охватил ужас. Он тогда осознал, ощутил всем своим существом, что такое смерть, и понял свою причастность к ней. Он был потрясен своим открытием и с тех пор никогда не поднимал руку на живое существо. Теперь же надо было стрелять по людям. НАДО! Виктор это понимал, но никак не мог нажать на спусковой крючок автомата.

— Сейчас я им!.. — продолжал шептать Виктор и никак не мог преодолеть ту внутреннюю грань, которая была барьером между жизнью и смертью и не давала стрелять. — Сейчас я им!..

Виктор зажмурил глаза и нажал на курок. Оглушающе гулко ударил автомат и затрясся в руках непокорно и незнакомо. Виктор широко раскрыл глаза и повел стволом слева направо. Стараясь удержать автомат в руках, он бил и бил без передыху, пока не высадил весь магазин. И опомнился только тогда, когда автомат смолк. Навалилась страшная тишина. Руки дрожали от напряжения, по лицу лил горячий пот.

Немцы ответили яростным огнем. Из валунов, за которыми лежали ребята, полетели искры. Виктор лихорадочно перезаряжал автомат и никак не мог втолкнуть рожок в гнездо.

— Бей! — горячим шепотом молил Генка. — Бей!

— Перекос! — стонал в отчаянии Виктор.

Чужое, незнакомое оружие не подчинялось, и Виктор, продолжая втискивать рожок в гнездо, бросал испуганные взгляды на немцев.

— Сюда бегут! — крикнул Генка.

Виктор и сам видел, как немцы продвигались к сопке короткими перебежками и стреляли на ходу. Чиркнув длинным голубым огнем, рикошетили пули от камней и тонко свистели. Виктор даже не сразу сообразил, что этот нежный звук издают пули. А когда понял, его продрал по спине мороз. Пули! И это стреляют в него! В него!

— Давай назад! — крикнул Виктор, поняв, что автомат ему не зарядить, и первым стал отползать от валунов.

Потом, задыхаясь, они бежали по склону сопки в ложбину, бежали по мелким каменным плиткам, по щебенке, обдирались о низкий жесткий ивняк. Виктор больно ударился ногой о камень, свалился и на спине заскользил вниз. Генка бежал рядом и тащил свою незаряженную винтовку, сейчас совершенно бесполезную.

Они убежали.

Пленного нашли в той же лощине, где и оставили, но на другом месте. Форма на нем была смята, ремни на руках и ногах хранили следы потертости. Он пробовал перетереть их об острые камни. На ребят немец глянул озверелыми, налитыми кровью глазами.

— Развяжем ему ноги — и ходу! — торопливо сказал Виктор, стараясь распутать затянувшиеся узлы ремней. — Помоги!

Вдвоем кое-как развязали немцу ноги.

— Пошли! Ком!

— А куда, Витя?

— Подальше. Пока они нас не накрыли. Ком!

Опасливо оглядываясь — нет ли погони! — торопливо двинулись в глубь тундры. Немец удивительно покорно спешил рядом.

— А я видел, двоих ты срезал, — сказал Генка, шагая позади с двумя винтовками.