Безвыходное пособие для демиурга (СИ)

– Молодость – не жизнь. – усмехнулся Петрович.

И тут же что-то тонкое и холодное проникло мне под ребра.

Это была ядовитая сталь стилета. В этом я не сомневался.

И в тот же миг меня пробил озноб. Мое тело содрогнулось в неконтролируемых спазмах. Я отшвырнул Петровича, но рефлекторно, неосознанно. Я тянулся к кинжалу в животе, но меня трясло, выворачивало наизнанку. Руки и ноги отказывались подчиняться. Я чувствовал адскую боль и испытывал ужас от бессилия что либо предпринять.

Во рту появился привкус меди.

Я попытался выкрикнуть имя бога, но лишь прикусил язык, отчего тот мгновенно распух и перестал поворачиваться.

Петрович поднялся на ноги. Я слышал шелест его одежды. Я чувствовал, ощущал всем своим естеством, как магистр брезгливо отступил от меня, точно от прокаженного. Я даже знал, что он смотрит на меня с неким сожалением, словно надеялся не просто договориться со мной, но и склонить к работе на себя. Возможно, у него было что-то такое, от чего я бы не смог отказаться.

Тело мое леденело изнутри. Я ощущал, как останавливается работа внутренних органов, как холод окутывает и поглощает меня.

Рефлексия ослабевала, теперь я уже и не бился. Я не мог пошевелиться вообще. Я уже не ощущал мир, не чувствовал запахов, только видел.

Конечно, меня все еще подергивало, словно из тела выходили блуждающие статические токи, оставшиеся после удара мощным разрядом. Что за этим последует, было ясно без слов.

– Великий Инквизитор. – Николай Петрович презрительно скорчил мину. – Как это ни печально, но чем выше мы поднимается по социальной лестнице, тем меньше остается в мозгу серого вещества. У правителя мира останется одна извилина, возможно, прямая, как у тебя, Лев Григорьевич.

И Петрович склонился надо мной, чтобы вытащить свой бесценный стилет, сослуживший ему, похоже, не одну службу.

Я вспомнил Аллу. Она обычно подписывалась «АллаХ», в смысле: Алла Харитонова, так она в студенческие годы веселила всю кафедру, оставляя именно такой автограф на контрольных работах. Что ж, умереть с именем любимой на устах – это достойно мужчины.

– АллаХ. – я едва смог произнести это имя распухшим языком.

– Бар? – Петрович явно не смог сдержать удивления. – Вот уж не ожидал.

Я улыбнулся. Он думает, что я – мусульманин. Что ж, моя жизнь стоила того, чтобы вот так умереть. Но шутка не закончена. Я закрыл глаза и содрогнулся, точно по моему телу прошла конвульсия. Ждать пришлось не долго.

– Охренеть! – сказал Петрович. – Мусульманин во главе христианского Ордена. Как это я раньше об этом не догадался? Старею…

И моего тела коснулись пальцы.

Конечно, Петрович не мог не проверить: умер я или нет. И потом, нельзя же оставлять магические артефакты, которые вполне могли обнаружиться в моих карманах. Петрович клюнул на мою уловку. Он, как я и ожидал, склонился надо мной, сжимая в руке проклятый стилет. Иначе и быть не могло. У меня остался единственный шанс утащить злодея с собой в небытие.

Я открыл глаза и ударил врага рукой, из которой все еще торчал кухонный нож. Боль от этого была нестерпимой, но и Петровичу досталось изрядно.

Пока враг прикрывал окровавленное лицо, здоровой рукой я вцепился в кулак магистра, сжимающий ядовитый стилет, потянул врага на себя. Петрович пошатнулся, стал падать.

В последнее мгновение мне удалось вывернуть руку врага так, что острие лезвия повернулось от меня в сторону противника. Удача мне улыбнулась.

Хрясь. Сталь вошла Петровичу между ребер.

Вот теперь мы в равном положении.

Я смог еще раз произнести имя своей девушки, имя, написанное в этой книге молоком между строк. Моя смерть нагреет бумагу и моя поздно проснувшаяся любовь проступит в «Безвыходном пособии» лучиком надежды для тех демиургов, которые будут ее читать после меня:

– Алла… АллаХ….

Явь. §6. Последний подарок

Рассвет мы с Лерой встречали, взявшись за руки.

Мой безумный роман был дописан. Перебив всех своих главных героев, я мог отныне многозначительно бросить на презентации, что «в общем, все умерли». Это льстило. Хотя, конечно, я прекрасно понимал, что не будет никаких контрактов, тиражей, встреч с ехидными читателями.

Зато останется живая Лера и никому не известная графоманская рукопись.

Впервые в жизни я что-то довел до конца. Удивлял сам этот факт.

В своей книге я оставил, как мне казалось, открытым финал. Мол, чародеи не до конца умерли, типа, книгу-то не сожгли, и туда можно будет вернуться за вдохновением. Я позволил себе эту маленькую хитрость просто ради удовольствия. Понимал, что эта уловка не сработает. Обратно меня не пустят. Я выбрал весь свой лимит чудес.

Я получил от жизни все.

Кто мне мешает мечтать, я – молодой автор будущего бестселлера, который разойдется по всему миру, по которому снимут кино?

И прямо сейчас я стою рядом с любимой девушкой и смотрю, как за окном румянится заря.

Вот оно – время счастья, его нужно впитать каждой своей клеточкой, ведь все это никогда больше не повториться.

Счастье – это то, для чего человек был создан.