Биарриц-сюита

Он собирался проехаться по каким-то окрестным крепостям басков, но раздумал. Туристическое настроение его совсем покинуло. Он сидел на лавочке на набережной и наблюдал, как солнце начинало клониться к закату. Красивые багровые облака покрывали небо, и Егору казалось, что он смотрит на эту красоту другими глазами, и радовался, что он один. Кто бы мог сейчас его понять, разделить его настроение, надежду, внутреннюю радость? Никто. Лора тоже не могла бы. Он опять с раздражением вспомнил об ее дурацких индийских верованиях о реинкарнации в других людях. Какая чушь! Как жаль, что Лорка, его жена не понимала его, может жалела, может ценила, восхищалась или побаивалась, но не понимала.

Егор отдал себе отчет в том, что раньше он в мыслях называл жену "она", а сейчас подумал "Лорка". Это был прогресс. Вот только, если бы она к нему не приставала, не требовала от него невозможного, не талдычила про секс, про "как же так, ты меня просто не любишь". Как это ему надоело. Он ей давал большее: уверенность в завтрашнем дне, защиту, материальную свободу, даже достаток… что ей было еще нужно? Что? Оргазм важнее, чем доброе отношение и безбедная жизнь? Не умеет она быть благодарной, требования ее нелепы… душу его не понимает, а хочет тело, даже не все тело, а только одну его часть. Глупо, неправильно. Ссоры их стали реже, менее ожесточенные, они перестали переходить в затяжную стадию, когда каждый упрямо молчал, не умея пойти навстречу другому, и уже даже забывая, что послужило той искрой, которая в очередной раз делала их врагами. Егор пытался взглянуть на себя со стороны, но у него не получалось. Он был прав, потому что… он был прав. Привыкнув всю жизнь быть один, он не умел принимать другого человека со всеми его достоинствами и недостатками, и почему-то все себе разрешал: ему было можно хамить, кричать, оскорблять, ругаться, ложиться спать под утро, избегая близости, часами молчать, занимаясь своими делами на компьютере, можно было беспробудно пить, пряча от Лоры бутылки, курить он даже и не пробовал бросить, курить ему тоже было можно. Он это все себе разрешал, потому что он был правдив с нею, раскрыл для нее свой кошелек, содержал, кормил-поил, разрешил не работать, возил по курортам, покупал билеты на концерты. Вот по-этому он был в своем праве.

А вот Лоре он ничего не прощал. Она часами разговаривала со своей тупой мамашей, выслушивала поток сознания старшей дочери, терпела хамство младшей, оправдывала своих родственников за что угодно. Лора тупо играла на своем телефоне в "шарики", смотрела по-английски какие-то скучные фильмы, а с ним не хотела смотреть его сериалы про русскую жизнь. О, у его жены было много грехов, но… Егор постепенно стал обращать на них меньше внимания, то ли привык, то ли увеличивающийся беременный живот жены делал все неважным. Егор улыбнулся, вспомнив неясные пульсирующие изображения маленького тельца своей дочери на мониторе ультразвуке. Еще два дня назад Лора приподнимала на Скайпе майку и с гордостью показывала ему живот, где лежала его девочка. Егор снова мысленно поблагодарил Деву Марию. Она ответила на его молитвы, одарила его, недостойного, ребенком!

Пора было уходить с пляжа, с моря подул холодный ветерок. Егор решил возвращаться в Биарриц через Байонн, времени до поезда было еще так много, что следовало придумать, как его скоротать. Часа через полтора он был в Байоне, припарковал машину и решил пройтись по центру. Подойдя к зданию мэрии, Егор увидел оживленную толпу, оказывается в этом же здании был концертный зал, он же – театр. Люди стояли на улице и ждали начала концерта. Здесь же висели афиши Оркестра Московской Консерватории, были фотографии дирижера, и французских исполнителей. Егор узнал на фотографии дядьку, с которым он летел вчера в самолете. На концерт он идти не собирался, не привык, боялся напрягаться, да и билеты на открытие гастролей были, скорее всего, уже распроданы.