Библия бедных

Гопники в желто-голубых обмотках фотографируются со Снегурочкой, потасканной и циничной. Старуха сидит у костра, мусолит толстый окурок и мычит под нос из Бетховена. Кругом спят, едят, разговаривают. Таков Майдан накануне Нового года. Это место – наркотик. В начале декабря я по заданию редакции провел тут три дня – и вернулся через месяц, по своей воле.

Северная баррикада встречает сурово: «Горячая еда лишь для жителей Евромайдана. Для гостей у нас чай и кофе». На западной продают патриотические шарфики и магниты по 10 гривен. Торговаться можно и нужно. На восточной поют хором. На южной играют в футбол.

Баррикады стали выше, ощетинились колючкой, приросли загадочными фортификациями, но пуля их пробьет, и броневик разметает на раз. Стрелять не станут: весь мир смотрит. В этом чудо Майдана: под двойным присмотром Москвы и Брюсселя, на грани разгона и в полушаге от победы он может простоять вечно.

На площади и двух соседних улицах возникла причудливая жизнь. Ее зачала правая оппозиция, но теперь Майдан живет сам по себе. Тут своя культура: открылась альтернативная сцена, где показывают документальные фильмы и отвратительно поют Depeche Mode. Своя социалка: здесь делятся едой, жильем, одеждой – теперь уже не со всяким. Свой бизнес: купить можно все, кроме алкоголя. С этим строго: дружинники вынесли пьяную в хлам бизнесвумен в лисьей шубке. Осталась размазывать слезы за колючей проволокой.

Майдан – город в городе, тут даже появились свои мигранты. Передо мной – один из нескольких тысяч постоянных «жителей Евромайдана». Ему, стало быть, полагается горячая еда, но он сам ее делает. За 19 гривен я получаю шаверму и историю.

– Вы не знаете, когда закончится Олимпиада?

Он странный: кладет в шаверму морковку. Его зовут Саид, и по образованию он гидролог.

– Хрен ее, Олимпиаду, знает, – говорю. А он морщится: не нравится слово «хрен».

– Я тоже из культурной столицы, – говорит Саид. – Ходжент – слышали про такой город? Две с половиной тысячи лет. Скажу как культурный человек культурному человеку: у меня были с Россией некоторые дела. А теперь их не осталось.

Саид – жертва олимпийских чисток. Ездил в Таджикистан к семье, обратно не пустили: накануне Олимпиады трудовых мигрантов заворачивают на границе. И теперь Саид завис на полпути между Ходжентом и Москвой – на Майдане. Режет овощи, жарит курицу и ждет, когда у российских ментов закончится истерика.

Люди держатся ближе к еде и теплу. У парадного входа Октябрьского дворца свалена куча капусты. Она не соперничает высотой с новогодней елкой – официальным символом Майдана. Но капуста поважней елки: пойдет в суп, и сытый, согретый Майдан простоит еще немного.

Забравшись на кочан потверже, я заглядывал в окна дворца. Люди в шапочках и ватно-марлевых повязках совершали быстрые и точные движения. «Врачи, – думал я. – Спасают раненых бойцов Майдана. Героям слава!» Махнул пресс-картой, поднялся – колбасу режут. А повязки – для гигиены. За месяц на Майдане лишь несколько случаев пищевого отравления. И в этой спокойной, размеренной, эффективной работе куда больше революционной романтики, чем в том, что кричат со сцены.

Здесь, во дворце, трудится моя знакомая Таня. С 8 до 17 она корректор в газете «Мой район», а с 18 до 24 – волонтер. Она маленькая блондинка, и на нее специально ходят посмотреть: правда из Питера, что ли? Таня улыбается и предлагает еще бесплатного чаю. За три недели она вросла в Майдан, в нее уже влюбился настоящий бандеровец – могучий, но обидчивый, как девчонка.

Таня не рассчитала с погодой и теперь ходит в красном свитере с оленем – одном из тех, что раздают на площади. Она гражданин другого государства и ночует на другом берегу Днепра, но она – настоящий житель Евромайдана.

«Слава Иисусу Христу!» – внезапно кричит оратор. «Героям слава!» – отвечает площадь. Риторика стала мягче, про нацию и «смерть врагам» вспоминают реже. На очередное народное вече позвали раввина – он высказался в том смысле, что все люди братья, кроме Януковича. Ему похлопали.

Киев сказочен. Южный модерн с развратными бабами на барельефах. Сталинский неоклассицизм – веселей и пряничней московского. Брускетта в одной из тысяч кофеен. Брусчатка в одном из тысяч переулков. Брандмауэры, расписанные стихами. И обязательно где-то припаркован вырвиглазно-розовый «Феррари».

Но это – полправды. Чтобы узнать ее всю, надо проехать Киев насквозь – из гетто в гетто. «Наступна станция – Выдубичи», – скажет механический голос, и настанет полночь. Люди будут одеты в черное, дешевое, спортивное. Все будут пьяны или несчастны. Вагон от пола до потолка покроется неопрятными объявлениями. «Требуются танцовщицы без опыта работы» (проститутки, конечно). «Швыдко потребны гроши?» (микрокредиты под рабские проценты). И так далее.

Да, гроши потребны. Киев – грустный и нищий город с праздничной Европой в сердце. Таков контекст Майдана.