Библия и меч. Англия и Палестина от бронзового века до Бальфура

За этой идеей стояла давняя мечта французов подчинить себе Левант. С 1671 г., когда Людовик XIV всерьез заинтересовался советом Лейбница, который, надеясь отвлечь его от агрессии против Германии[55], предложил ему восстановить древний канал через Суэцкий перешеек, когда-то соединявший Средиземноморье с Красным морем. «Истинный удар следует нанести в Египте, — писал Лейбниц. — Тут вы найдете истинный торговый путь в Индию… Тут вы приобретете для Франции вечную власть над Левантом»

⁶. И действительно французы получили преобладающее влияние в торговле с Левантом, тогда как англичане сдали свои позиции, сосредоточившись на торговле с Индией по маршруту вокруг Африки. Но в следующем столетии и Франция тоже обзавелась доминионами и амбициями в Индии, что привело к открытому столкновению и в конечном итоге к поражению в Семилетней войне (1756–1763) с Англией. Согласно планам премьер-министра Людовика XV Шуазеля, Франция в этой борьбе должна была получить контроль над Египтом и Аравией, прорыть канал в Красное море и подчинить себе Сирию, Месопотамию и Персию и тем самым разгромить англичан в Индии. Теперь, поколение спустя, пришел черед Бонапарта.

Но его мечты отличал размах: в этих мечтах он видел себя вторым Александром Македонским, восстановившим империю от Египта до Инда или, возможно даже, до Ганга. Египет представлялся ему отправной точкой, нанеся удар в которой — «et que Dieu en soit benit»[56]

— можно разгромить Англию. Он пророет новый Суэцкий канал, который превратит Средиземное море во французское озеро и посредством которого вся торговля с Индией и Левантом перейдет в руки французов. Его амбициям было тесно в Европе, и он полагал, что только на Востоке с его огромными территориями, его богатствами, его многочисленным населением может быть выстроена настоящая империя. Восток всегда был плацдармом, где завоевывалась эпическая, бессмертная слава. Наполеон жаждал не торговли, богатств или даже власти, он жаждал Бессмертия с большой буквы, бессмертия Александра Македонского и Юлия Цезаря. «Все здесь мимолетно, моя слава уже увядает», — сказал он своему верному секретарю Луи Бурьену. А ведь в то время ему не было еще и тридцати. «Этот уголок Европы слишком мал, чтобы мне ее дать. Мы должны отправиться на Восток. Все великие люди мира снискали там себе известность»⁷.

И потому в возрасте тридцати лет, в возрасте Александра Македонского, он вторгся в Египет, завоевал Каир и несмотря на то, что в его флот был уничтожен в битве при Абукире Нельсоном[57], отмахнулся от этой неудачи и продолжал всемерно притворяться, что все еще способен завоевать Сирию, а за ней Турцию, Персию и Индию и наконец, имея за спиной новую империю, вернуться в Европу, чтобы стать властелином мира. В феврале 1799 г. он взял Эль-Ариш на Синайском полуострове между Египтом и Палестиной, несколько дней спустя вторгся в Палестину, 7 мая захватил Яффу и 18 марта подошел к стенам Акры. «Судьба Востока — в крепости Сен-Жан д’Акр[58]

»⁸, — сказал он. Едва Акра окажется в его руках, он намеревался пойти маршем на Дамаск, Алеппо и Константинополь. «Тогда я разрушу Турецкую империю и построю великую империю новую на Востоке, которая сохранит мое имя в вечности». Он так и не избавился от этого видения. Двадцать лет спустя, диктуя свои мемуары среди камней и скал Святой Елены, он повторил: «После взятия Акры… я достиг бы Константинополя и Индии. Я изменил бы лик мира».

Ввиду таких грандиозных перспектив Наполеон, став лагерем в Рамлехе, в 25 милях от Иерусалима, издал свое «Воззвание» к евреям. Что может быть уместнее для человека великой судьбы, чем восстановить трон Давида росчерком пера или, точнее, взмахом сабли? Притягательности места, времени и обстоятельств невозможно было противиться. А обстоятельства складывались так, что Бонапарт, возможно, действительно верил, что вот-вот войдет в Иерусалим.