Та ночь пронеслась мимо меня слишком быстро, как сон, как поток во время наводнения, и в этом неуправляемом сне Анатоль был единственным, кто позаботился обо мне и помог. Бог ничего не сделал. Сквозь густую тьму, накрывавшую реку, я вглядывалась в противоположный берег.
– Бог ненавидит нас, – вздохнула я.
– Не вини Бога за то, что делают муравьи. Все мы испытываем голод. Люди-конголезцы в этом не так уж отличаются от конголезских муравьев.
– И они нападают на соседнюю деревню, заживо съедая ее жителей?
– Когда их долго придавливают, они восстают. А кусают потому, что не знают иного способа исправить положение.
Лодка была набита битком, но в темноте, по согнутым спинам, я никого не могла узнать. Мы с Анатолем говорили по-английски, поэтому казалось, что, кроме нас, никого нет.
– Как это понимать? Вы оправдываете насилие над людьми?
– Мне нет нужды объяснять тебе, что я за человек.
Я помнила, что Анатоль помог нам гораздо больше, чем наша семья даже знала. Моя сестра спала сейчас на его плече.
– Однако вы с пониманием относитесь к тому, что они делают с белыми людьми, притом что сами никогда бы делать этого не стали. Вы называете себя революционером, как члены молодежной «Му Про».
Чьи-то темные сильные руки, правя веслами, несли нас вперед; я вздрогнула от ледяного ужаса, осознав, что боюсь гнева Анатоля.
– Все не так просто, как ты думаешь, – ответил он после долгого молчания. – Сейчас не время рассказывать об истории конголезских революционных движений.
– Ада говорит, что президент Эйзенхауэр приказал убить Лумумбу, – сообщила я. Много дней продержав эти слова в себе, я вдруг выпалила их здесь, в кишащей муравьями лодке. – Она слышала это по радио Аксельрута. Ада говорит, что он платный убийца, работающий на американцев.
Я ждала, что Анатоль что-нибудь ответит, но он молчал. У меня в животе плескался какой-то холод. Это не могло быть правдой, хотя Ада всегда каким-то образом выясняла то, чего не знала я. Она показала мне записанную ею беседу между Аксельрутом и одним человеком. С тех пор я беспокоилась. Где мирная земля мороженого в рожка́х, новых кедов, «я люблю Айка», страна, правила которой я, как мне представлялось, знаю? Где место, куда я могу приехать, как домой?
– Это правда, Анатоль?
Вода вырывалась из-под дна лодки холодными ритмичными всплесками.
– Сейчас не время обсуждать это.
– А мне плевать! Все равно мы умрем!
Если бы он еще слушал меня, наверняка счел бы капризным ребенком. Однако я испытывала такой страх, что не могла молчать. Мне так хотелось, чтобы Анатоль успокоил меня, просто велел быть хорошей девочкой.
– Я учусь быть справедливой, отличать хорошее от плохого. Мечтаю жить правильно и спастись. – Я так дрожала, что боялась, как бы у меня кости не переломились. И закричала, чтобы Анатоль услышал: – Вы мне не верите? Предполагается, что, когда я пойду Долиной смерти, Бог будет со мной, но он не будет! Вы видите Его здесь, в лодке?
Мужчина или крупная женщина, к чьей спине я прислонялась, слегка поерзала, устраиваясь поудобнее. Я поклялась, что не скажу больше ни слова.
Неожиданно Анатоль произнес:
– Не жди от Бога защиты в том, что за пределами Его власти. А то будешь чувствовать себя наказанной. Предупреждаю тебя. Когда все пойдет не так, будешь винить себя.
– Что вы имеете в виду?
– Не делай из жизни математическую задачку, где ты в центре и в конце все сходится. Какой бы хорошей ты ни была, плохое все равно может случиться. А плохому человеку порой везет.
Я понимала, что он хочет сказать: моя вера в справедливость – ребячество, от которого толку не больше, чем лошади – от колес. Я почувствовала холодное дыхание Бога на своей коже.
– Нам не следовало сюда прилетать, – заметила я. – Мы просто дураки, до сих пор выезжавшие на слепой удаче. Вы ведь так думаете, правда?
– Я не буду отвечать.
– Значит, вы согласны. Мы не должны были приезжать.
– Однако вы здесь, а поэтому – да, вы должны были тут оказаться. В мире существуют не только два слова – «да» и «нет».
– Анатоль, вы единственный человек, кто хотя бы разговаривает с нами. Никому до нас нет дела!
– Папа Боанда везет твою маму и сестру в своей лодке. Папа Лекулу гребет, заткнув листьями уши, потому что твой отец читает ему лекцию о любви к Богу. Тем не менее папа Лекулу везет его в безопасное место. А ты знаешь, что мама Мванза нередко подкладывает яйца от своих кур под ваших, когда вы не видите? Как ты можешь говорить, что никому нет до вас дела?
– Мама Мванза? Откуда вам известно?
Анатоль не ответил. Какая я дура, что сама не догадалась. Нельсон находит апельсины, маниок и даже мясо в нашей кухне, там, где накануне ничего не было. Наверное, мы так верили в Божье провидение, что принимали это за ниспосланное нам чудо.
– Вам не нужно было сюда приезжать, Беене, но вы уже здесь, и никто в Киланге не хочет, чтобы вы умерли с голоду. Они понимают, что из белых людей получаются беспокойные ду́хи.