Библиотечка журнала «Советская милиция» 3/69/1991 г.

Чего она собиралась делать «сейчас», Глеб не понял и на всякий случай сказал:

— Да вы уж извините меня, пожалуйста. Шел мимо. Жара. Захотелось пить. А у вас калитка открыта. Вот я и…

— Я сейчас, я сейчас, — заспешила женщина и кинулась в дом. Через минуту она снова появилась на крылечке с большой кружкой кваса.

— Пей, сынок. Только что из погреба.

Левин с удовольствием выпил полкружки холодного ядреного кваса. Потом оторвался, чтобы вроде бы передохнуть и спросил:

— А вы что ж, одна живете?

По лицу женщины пробежала тень.

— Да нет, с сыном.

— На работе поди?

— Да нет… — и после мгновенной заминки добавила: — вчера из Свердловска вернулся мой Васенька. Отдыхает.

Под навесом снова кто-то зашевелился и оттуда раздался хриплый, пропитой голос:

— Ты с кем это, мать?

Над койкой поднялась рыжая, кудлатая голова.

— Да вот путник зашел, испить попросил, — ответила женщина.

— А-а-а… — голова вновь опустилась на подушку.

Дальше задерживаться было нельзя, Левин поблагодарил хозяйку за квас, попрощался и вышел за калитку.

«Вернулся из Свердловска… Ишь ты, что придумали! Свердловский поезд приходит в Энск вечером, а этого Василия пастухи видели ранним утром. Выходит, сказочку сочинили для алиби, — подумал Глеб.

И он зашагал вверх по улице.

А в это время на койке под навесом во дворе, из которого только что вышел Левин, снова поднялась рыжая голова. Затем человек, спавший на ней, спустил голые ноги на землю и сел.

Женщина все еще стояла на крыльце.

— Ты думаешь, он к тебе за водой приходил? — спросил рыжий и сам ответил: — За моей головой приходил, мать.

Женщина кинулась к нему:

— Васенька…

— Сейчас не время причитать. Собери чемоданчик. Мне надо рвать когти.

— Чего, чего?

— Уезжать мне надо, мать.

— А как же я, Васенька?

— Я тебе дам знать.

Когда часа через два по вызову Левина на патрульной машине приехал Пряхин с постановлением на арест, Василия Трофимовича Трегубова в Марьино уже не было. Мать Трегубова показала, что сын ее надумал съездить в соседнюю деревню Чеберчинку, к замужней сестре. Оперативники проехали туда. Но Василий там не появлялся. Стало вполне очевидным, что Трегубов скрылся.

Лицом к лицу

Пряхин, как и приказал ему капитан, доставил Загоруйко минута в минуту — ровно через час. Загоруйко острым взглядом окинул Безуглого и Рокотова. Капитана, сидевшего сейчас сбоку своего стола, Валентин уже знал, — тот приезжал в кафе извиняться за Левина. «Значит, следователь вот этот, в гражданском костюме, напыщенный и важный…» — сообразил он и официально, обращаясь только к нему, представился:

— Валентин Осипович Загоруйко, администратор кооперативного кафе «Южное». — И протянул Рокотову повестку, полученную от Пряхина.

Рокотову понравился и уверенный, спокойный вид подозреваемого, и его открытость, и то, что он знает порядок — обращается именно к нему.

Безуглый тоже отметил про себя, что администратор кафе действительно «знает порядок», но не обрадовался этому, а подумал: «Да, тертый калач…». Капитана насторожило и то, что Загоруйко довольно успешно делает вид, что не испытывает ни малейшего волнения, даже, кажется, бравирует своим спокойствием.

Между тем Рокотов указал Загоруйко на стул, специально приготовленный для него.

— Садитесь, Валентин Осипович. И давайте знакомиться.

Дальше все шло по установившемуся ритуалу. Рокотов назвал себя и сообщил, что ему поручено вести следствие по делу об убийстве Виктора Сергеевича Курбатова и поэтому он решил допросить его, Загоруйко, в качестве свидетеля.

— Ну, какой же из меня свидетель, Михаил Федорович, — довольно добродушно возразил Загоруйко. — К сожалению, я вряд ли что смогу добавить к тому, о чем рассказывал товарищу капитану.

Еще намечая примерную схему ведения допроса, и Рокотов, и Безуглый решили остановиться на такой тактике, которая, скорее всего, привела бы Загоруйко к заведомой лжи. Поэтому первый вопрос сформулировали так: «Когда вы в последний раз видели Курбатова?».

Загоруйко ответил сразу же, не раздумывая, что последний раз видел шеф-повара примерно часов в восемь вечера, накануне убийства.

— Так и запишем, Валентин Осипович, — откликнулся Рокотов и сделал соответствующую запись в протоколе.

Такая покладистость следователя и его манера тут же записывать ответ несколько смутили Загоруйко. Из предыдущего опыта он знал, что следователи, задавая вопросы, получая ответы, обычно не спешат с записями и только когда доберутся до чего-то, по их мнению существенного, до подробностей, которые укладываются в их версию, тогда только начинают делать записи, часто опуская второстепенное. Все это позволяло Загоруйко в прежние времена быстро разгадывать, куда клонит следователь.

Теперь же получалось, что даже самый первый его ответ следователь принял за факт существенный и поспешил зафиксировать. «Тут что-то не так…» — подумал Загоруйко и насторожился.

Рокотов, уткнувшийся в бланк протокола, не заметил легкого волнения Загоруйко, но это не ускользнуло от Безуглого, и он чуть приметно удовлетворенно хмыкнул.