— А теперь, Валентин Осипович, — продолжал Рокотов, — расскажите подробно, где вы были и что делали в день убийства с четырех до восьми часов утра?
«Да ведь он проверяет, есть ли у меня алиби!.. — всерьез обеспокоился Загоруйко. — И, значит, я для него никакой не свидетель, а самый настоящий подозреваемый. Это меняет дело!».
Но несмотря на смятение, вызванное неожиданным открытием, он постарался сохранить на лице выражение добродушия, и теперь уже, правда, несколько неестественным равнодушным тоном спросил Рокотова:
— Интересуетесь моим алиби, Михаил Федорович?
— Да. Приходится, знаете ли, проверять всех, — миролюбиво ответил Рокотов.
— Ну-ну…
Ответ на этот вопрос у Загоруйко, конечно, имелся, причем ответ, который он, на всякий случай, заранее согласовал с Ниной.
— Тут, знаете, Михаил Федорович, есть эдакий нюанс…
Рокотов кивнул:
— Понимаю: женщина.
— Вот именно.
— Уж не Нина ли Семеновна Курбатова? — подал голос капитан Безуглый.
Загоруйко вроде бы смутился.
— Так как же? — повторил вопрос Безуглого Рокотов. — Она?
— Она… — будто бы с трудом выдохнул Валентин.
— Как же это так получается? — спросил Рокотов.
— А так, гражданин следователь. Виктор Сергеевич в лес, на пробежку, а я к ней — к Нине — беса тешить.
«Ого! — отметил про себя Рокотов, — вот я уже и не «Михаил Федорович», а «гражданин следователь». Значит, как говорят, лед тронулся. Но вслух спросил о другом:
— Значит, вы видели его утром, — Виктора Сергеевича?
— Тут я, извините, неправду сначала сказал. Последний раз я его видел не вечером накануне, а утром, в день убийства. Не хотелось, знаете, женщину впутывать.
— Извините, Михаил Федорович, — вмешался Безуглый. — У меня есть вопрос к Валентину Осиповичу. Где вы были, когда увидели Виктора Сергеевича Курбатова?
— Где? — впервые переспросил Загоруйко, видимо, выгадывая время для обдумывания ответа. — В соседнем подъезде дежурил.
— И вас там никто не видел?
— Так было же очень рано! Все добрые люди еще спали.
— Странно, — покачал головой Тимур. — А вас в это время за городом, на синем «Москвиче» видели…
— Меня? — натянуто улыбаясь, вроде бы удивился Загоруйко. — С кем-то спутали. Бывает!
— Тут дело-то серьезнее, чем вы думаете, Загоруйко. Три человека могут подтвердить, что ваш «Москвич» был припаркован сбоку от дороги на ключаровские дачи еще раньше, чем Виктор Сергеевич пробежал мимо вас и, следовательно, вы не могли видеть его из соседнего подъезда. Вы видели его в лесу.
— Это надо еще доказать, гражданин капитан!
— И докажем, Загоруйко.
Наступила неприятная пауза. Прервал ее Рокотов.
— Ввиду того, что вы, Валентин Осипович, по-видимому, не готовы давать правдивые, чистосердечные показания, а собранные следствием факты позволяют думать о вашей причастности к убийству Курбатова…
— Это клевета, гражданин следователь! — закричал Загоруйко. — Милиция со мной счеты сводит!
— Посмотрим, посмотрим, — отозвался Рокотов, — а пока я вынужден взять вас под стражу.
— Я буду жаловаться, — неожиданно успокаиваясь, угрюмо сказал Загоруйко.
— Это ваше право, Валентин Осипович, — ответил Рокотов, — а сейчас подпишите протокол допроса.
Когда конвоир увел подследственного, Рокотов посмотрел на Безуглого. Тот сидел и молча улыбался.
— Ты чего? — удивился следователь.
— А ведь порядком подзапутался гражданин Загоруйко, — отозвался Тимур. — Допрос получился коротким, но весьма и весьма результативным.
В это время зазвонил телефон. Безуглый взял трубку. Это из Марьина звонил Левин. Выслушав его, Тимур приказал ждать Пряхина с машиной.
— Ну вот, — сказал он, положив трубку на место, — прояснилось и с человеком в резиновых сапогах. Это некто Василий Трофимович Трегубов, житель села Марьино, недавно вернувшийся из мест заключения…
Рокотов помассировал подбородок, уголки тонких губ у него опустились, на лице появилось выражение невозмутимого спокойствия, граничащего с безразличием.
— Считаешь, нужно брать? — спросил он Безуглого.
Тот кивнул головой:
— Конечно.
— Ну что ж, постановление на арест я подготовлю.
В тот же день в квартире Загоруйко и в его добротном, кооперативном гараже был учинен обыск. В квартире ничего интересного для следствия по делу об убийстве Курбатова обнаружено не было, кроме загадочной расписки: «Дана настоящая в том, что я три косых получил полностью». Под текстом стоял оттиск, скорее всего, большого пальца, выполненного с помощью пасты из авторучки самым что ни на есть кустарным способом.
Когда об этом спросили Загоруйко, тот ответил, что о расписке знать ничего не знает.
— Шкаф я купил по случаю, на базаре. Привез. Поставил к стене. Посмотрел — чистый. Ну, я туда все свои пожитки и посовал. Может быть, от старого хозяина кусочек бумаги остался.
Расписка была обнаружена в платяном шкафу, на полке для головных уборов. В самом дальнем уголочке.
— Посмотрим, посмотрим… — ответил по обыкновению Рокотов.
В гараже оперативникам повезло больше. Под кучей хлама, В ближнем к двери углу, они обнаружили завернутый в грязную тряпку государственный номерной знак с угнанных «Жигулей» ЭОЛ 27–49.
— Ну, а это у вас откуда, Валентин Осипович? — спросил Рокотов.