— Все очень просто, Леонид Прокопич, очень просто. Надо было лишь удосужиться и внимательно прочитать роман, желательно не один раз. Доцент Сторожев, наш консультант, такую работу и проделал. У него с собой есть что-то вроде дайджеста. Утомлять скучным цитированием этого материала я Вас не буду. Обойдемся моим кратким пересказом.
— Обойдемся, — согласился магнат.
— Сторожев лишь будет поправлять меня, если я чего вдруг опущу, по его мнению, существенное. Идет?
— Идет, — мотнул головой Безрученко.
— Итак, подведем первые итоги. Вы согласились, что речь, похоже, идет о серьезном галлюциногене, скорее всего наркотического происхождения.
— Ну, согласился, дальше что?
— Это уже немало. Теперь нам следует установить источник подобного воздействия, так?
— Так.
— Мы утверждаем, что этот источник — Книга. И сейчас попытаемся доказать наш тезис. Я здесь апеллирую лишь к самому роману, а точнее, к тому дайджесту, который сделал для нас Сторожев.
Доцент, который хранил все это время молчанье, кивнул почтительно головой в адрес Безрученко.
Стелле, кажется, удалось разрулить ситуацию и Сторожев избежал разноса. Безрученко готов был выслушать еще один скучный доклад.
— Дело в том, — робко начал доцент, — что по данным романа «Дон Кихот» в самом конце XVI века вся Испания находилась в состоянии наркотического опьянения. И причиной этого необычного экстатического состояния была Книга.
— Как это? — вполне искренне удивился Безрученко.
«Молодец, — порадовалась в душе за своего протеже Стелла, — правильно начал, что называется, взял быка за рога».
— Таковы неопровержимые факты. Правда это была не одна Книга, а много разных книг, но все они были порождены, как Вы сами изволили выразиться, одной матрицей. То, о чем Вам, Леонид Прокопич, только что рассказала Стелла Эдуардовна, в истории уже было и ничего необычного, нереального здесь нет.
Книга действительно может взять на себя роль мощнейшего наркотика, мощнейшего галлюциногена. Мы доподлинно знаем, что в конце XVI века так называемые книжные клоны, порожденные единым, общим для всех источником, смогли взбудоражить всю страну, да так, что речь шла о массовом помешательстве. Испания конца XVI века, можно сказать, поголовно свихнулась на чтении рыцарских романов.
— Ну-ка, ну-ка, господин доцент. Здесь, пожалуйста, поподробнее. Неужели одна Книга смогла свести всех с ума? Что-то не очень в эту чушь верится.
Сторожев перевел взгляд на Стеллу, словно ища поддержки. Та слегка кивнула головой, мол, давай, Ваня, — дуй до горы.
— Насчет того, может ли одна книга свести всех с ума. Может, да еще как. Вы, например, при Советском Союзе успели пожить?
— Арсений! — грозно вмешалась Стелла. Она испугалась, что в запальчивости доцент чего доброго начнет оскорблять невежественного магната.
— Ничего, ничего, Стелла Эдуардовна, — вставил магнат. — Пусть резвится. Так мы быстрей до сути дойдем. Да, при Советской Власти я пожить успел, как и вы, господин доцент, и что из того?
— А то, что вся эта Советская Власть со всей ее идеологией, со всем ее безумием и помешательством в виде никому ненужных ударных строек порождена лишь одной маленькой книжицей — «Манифестом Коммунистической партии», написанной, надо сказать, наспех и небрежно немецким ученым-экономистом еврейского происхождения Карлом Марксом, который все свои завиральные коммунистические идеи напрямую из Каббалы черпал через своего закадычного друга и знатока эзотерических учений Соломона Вейля, — выпалил на одном дыхании доцент, словно решив отомстить всем за долгое молчание и унизительные замечания по поводу лекции профессора Ляпишева.
— Неудачный пример, господин доцент. — озорно подмигнул вдруг магнат. Ему понравилась перспектива «срезать» нагловатого ученого. — Этот самый «Манифест» никто не читал. Все лишь вид делали, поэтому никто по нему, собственного говоря, с ума не сходил. Как мне приятель один в деревне рассказывал, в партию вступил специально: если на воровстве поймают, то лишь из членов исключат, а так — срок и довольно большой. Какое ж это сумасшествие да еще коллективное. Налицо расчет и одно сплошное массовое здравомыслие, так-то, господин доцент.
— Арсений, я бы попросила Вас держаться ближе к теме и позабыть в нашей ситуации, что вы — кумир студенческой молодежи. Уберите, пожалуйста, этот поучительный тон. Он здесь неуместен.