Библиотека мировой литературы для детей, т. 30, кн. 2

— Это длинная история. Она думает, что Генка умер, и если ей так прямо бухнуть, то у нее от радости может случиться разрыв сердца.

— Мы с ней почти незнакомы, — сказала Лена. — Она живет очень замкнуто.

— Вообще, — продолжал Миша, — никому не говорите. И папе своему не говорите.

— Папа умер, — сказала Лена.

Миша смутился:

— Извини. — И, помолчав, спросил: — Как же вы теперь?

— Работаем с Игорем «два-Буш-два, воздушный аттракцион».

Они подошли к небольшому домику.

— А вот здесь живет Мария Гавриловна. — Лена показала на соседний дом.

Из-за высокого забора виднелась только крыша с ноздреватой коркой снега по краю.

— Как эта улица называется? — спросил Миша.

— Ямская слобода, — сказал Игорь. — Наш номер восемнадцать, а Терентьевых — двадцать.

— Хорошо ты искал! — Миша с упреком посмотрел на Генку.

— Не понимаю, — бормотал Генка, отводя глаза, — как это я пропустил.

— На этой стороне даже нет лыжных следов, — заметил Слава.

— Как — нет? — бормотал Генка, рассматривая дорожку. — Куда они делись?.. Стерлись! Видите, движение какое! — Он показал на пустынную улицу.

— Зайдемте к нам, — предложила Лена. — Мы, правда, три дня не были дома, но сейчас затопим, и будет тепло-тепло.

Домик был маленький и тихий. Пушистый иней лежал на окнах. Равномерно тикали на стене часы. Чуть скрипели под ногами половицы. Пестрые дорожки лежали на чисто вымытом полу. Большая керосиновая лампа висела над столом, покрытым цветастой клеенкой. На стене в рамах висели большие портреты мужчины и женщины. У мужчины были густые нафабренные усы, аккуратный пробор на голове, бритый подбородок упирался в накрахмаленный воротничок с отогнутыми углами. «Точно так, как на дедушкином портрете в Ревске», — подумал Миша.

Лена переоделась в старое пальтишко, обула валенки и повязала голову платком. Она выглядела теперь деревенской девочкой.

— Пошли за дровами, — сказала она Игорю.

— Мы принесем! — закричали мальчики. — Покажи где.

Лена отперла сарай. Миша и Генка кололи дрова. Слава и Игорь носили их в дом.

Генка вошел в азарт.

— Мы их все переколем, — бормотал он, замахиваясь топором.

Полено никак не поддавалось.

— Возьми другое, — сказал Миша.

— Нет, — Генка раскраснелся, буденовка его сдвинулась на самую макушку, — полено упрямое, но и я тоже.

Вскоре печь запылала ярким пламенем. Ребята уселись возле нее: Лена и Слава на стульях, остальные на полу.

— Вот так и живем, — сказала Лена. — Приезжаем сюда только в свободные дни, когда не выступаем.

— Нужно переехать в Москву, — пробасил Игорь.

— А мне жалко, — сказала Лена, — здесь папа и мама жили.

Пламя в трубе протяжно завыло, рыжие пятна заплясали на полу.

— Мы здесь будем всю неделю, — сказала Лена. — Приезжайте к нам.

— Не знаю, — сказал Миша, — на этой неделе мы будем очень заняты.

Помолчав, спросил:

— Скажи, у вас есть чердак?

— Есть.

— Из него виден двор Терентьевых?

— Виден. Зачем тебе?

— Хочу посмотреть.

— Пойдем, покажу.

Миша и Лена вышли в холодные сени, по крутой лестнице поднялись на чердак.

— Дай руку, — сказала Лена, — а то упадешь.

Они перелезли через стропила и подошли к слуховому окну.

Поселок лежал большими квадратами кварталов, за ним темнел лес, разрезанный надвое дальней железнодорожной колеей. Чернели по снегу длинные тени домов, сараев, заборов. Телеграфные провода струились от столба к столбу, фарфоровые ролики комочками ютились на перекладинах. Было светло почти как днем.

Лена стояла рядом с Мишей. Лицо ее, освещенное луной, казалось совсем прозрачным. Она держала Мишу за руку. Оба молчали… Миша рассматривал старинный каменный дом, дворовые постройки, запущенные и частью разрушенные, сваленные вдоль забора бревна. Нетронутый снег на правой стороне участка и замерзшие окна указывали, что под жилье используется только левая его половина.

Двор был пуст.

Завыл где-то гудок паровоза и сразу оборвался.

Дверь дома открылась. На заднее крыльцо вышел высокий человек в накинутом на плечи полушубке. Он стоял спиной к Мише и курил. Потом бросил окурок в снег и медленно повернулся. Миша изо всех сил сжал руку Лены.

Это был Никитский.

Глава 70

ОТЕЦ

Домой ребята вернулись поздно вечером.

Мама читала. Она обернулась к Мише и укоризненно покачала головой.

— Понимаешь, мама, встретили в Пушкине знакомых и задержались. Я там поужинал, так что не беспокойся. — Он заглянул через ее плечо в книгу. — Ты что читаешь? «Анну Каренину»…

Она почувствовала в его голосе равнодушие и спросила:

— Тебе не нравится?

— Не особенно. Я люблю больше «Войну и мир». — Миша сел на кровать.

— Почему?

— В «Войне и мире» герои все серьезные: Болконский, Безухов, Ростов… А здесь не поймешь, что за люди. Стива — бездельник какой-то. Ему сорок лет, а он из себя все деточку строит.

— Не все герои легкомысленны, — возразила мама. — Например, Левин.

— Левин посерьезней. Да и его ничего, кроме своего хозяйства, не интересует.

— Видишь ли, — мама медленно подбирала слова, — это были люди своего времени.